Когда смерть – копейка…
Шрифт:
Молчаливый бросил осколки бутылки в сторону, незаметно подшагнул к Глебу и тренированно ударил его ногой в плечо.
– Понял – не дурак. Жаль, приятель, что ты мне пиджачок концертный немного испачкал. – Глеб опёрся спиной о дерево, поднимаясь.
Отвлекая внимание противника на свои согнутые в стойке руки, он резко прыгнул к нему и одновременно нагнулся. Распрямляясь, в обороте ударил молчаливого ребром тонкого ботинка под колено и, одновременно, кулаком в живот. Когда Глеб ткнул опускающегося на колени парня правой ладонью в горло и вскользь
Глеб прижал его к асфальту. В стороне кожаный юноша пытался подниматься и, как ему казалось, очень убедительно и громко, но, всё-таки, несколько одышливо, матерился на Виталика.
Глеб Никитин, дурачась, заверещал, обращаясь к сквернослову.
– Не трогай моего ма-альчишку, противный!
– Чо, гомик, ещё хочешь?!
Плотный злоумышленник злобно ревел, шевелился всей своей тушей, задыхаясь и не в силах полностью выпрямиться.
Виталик, криво размахнувшись, плотным слесарским кулаком сбил его с колен на землю и изумлёнными чёрненькими глазками смотрел на свою неожиданную жертву.
– Падлы! Всё равно переловим вас всех…!
– Прижми-ка, Виталя, своего горластенького. Садись, садись на него, не стесняйся, сильно всё равно не помнешь старшеклассника. И руку ему заломай, как в жутких полицейских фильмах. Та-ак, правильно, назад, назад загибай, со всей пролетарской беспощадностью. Умница! Горжусь!
Молчаливый корчился на земле, надсадно кашляя.
– Ну и бараны же, Виталик, в неурочное время по вашему парку шастают.
– Итак…
Капитан Глеб наклонился ближе к лежащему парню и перевёл взгляд на Панасенко.
– Что будем делать с нашей вкусной добычей, а, однополчанин? Самостоятельно мы их наказать не можем, не имеем права по закону, правда ведь?
Виталик кротко согласился.
– Правильно. Мы ж не куклуксклановцы.
– Давай рассуждать. Оставить этих хомячков здесь просто так? Догонят, да ещё ведь додумаются позвать на подмогу своих подружек, будут ещё долго мешать нам прогуливаться по улицам вечернего города. Или вызвать полицию? Мы с тобой, дружище, нетрезвы, и полночи просидеть в местном неуютном отделении, объясняясь – это не есть хорошо. Может, зарежем их прямо здесь, оставив бездыханные тела остывать, а сами скроемся в темноте?
Триумфально великодушный Виталик решительно возразил.
– Глебка, это же не наш метод. Не надо…
– Хорошо – убедил. Тогда сбегай рысцой вон до той клумбы, у памятника, оторви проволоку, или чем там, проводом, что ли, она огорожена? Давай, давай, быстро, без вопросов. Я пока посижу вместо тебя на боровке-то.
Виталик крикнул из-под фонаря.
– Глеб, а на клумбе табличка висит! Табличку-то брать?
– Какая ещё табличка?
– Жёлтенькая, пластмассовая, «По газонам не ходить» написано!
– Забирай, будет нашим боевым трофеем. Подаришь Мареку – он её у себя на личном приусадебном участке пристроит.
– …А сейчас
– Козел, я тебя всё равно достану!
Глеб Никитин задумался.
– … и сунь ему, Виталик, его же носок в рот, чтобы не шумел, не портил дивный вечер. С ногами всё, закончил?
– Куда он денется из цепких лап деникинской контрразведки!
– Давай, теперь я своячка перебинтую. Подай мне, пожалуйста, вон тот кусок проволоки.
Заметив, что Виталик пытается суматошно пнуть одного из лежащих пацанов, Глеб с педагогической укоризной заметил.
– Пошто животинку-то мучаешь?
– А чего он…?!
– Ну, раз уж ты вошел во вкус.… Объясняю. Поверженного и пленного противника нужно класть на землю пузиком вниз, в крайнем случае – на бок, чтобы он блевотиной или кровью, произведёнными твоими богатырскими ударами, случайно не захлебнулся. И, ни в коем случае, не трогай его, лежащего, башмаками. Этого не одобряет Женевская конвенция. Садись, перекурим.
Каждый сел на тело своего оппонента.
– Послушай, Виталик, позвони-ка ты в органы…, впрочем, – Глеб достал телефон, – лучше я со своего. Тебя в этом городе по номеру могут потом найти и обезвредить.
– Полиция? Дежурный? Товарищ дежурный, тут в парке… Кто мы? Мы – честные граждане. Тут в парке неизвестные хулиганы покушаются на памятник… – Капитан Глеб прикрыл трубку рукой, махнул Виталику.
– Как сейчас это сооружение называется?
– Кажется, пионерам-героям…
– Вот-вот, они тут на памятник пионерам-героям напали, какие-то провода у них в руках, наркотики.… А мы, товарищ дежурный, просто граждане, рядом проходили… Вы приезжайте скорей, а то они тут такого натворят!
Молчаливого как прорвало. Он заорал сквозь кашель, начал материться и плакать.
– Капрал, не сочти за труд, сними со своего подопечного вторую портянку, загерметизируй и моего оратора. Вот так, хорошо.… Чувствую, что в ночном парке наступила заметная тишина. Как сказал бы поэт, стало слышно соловьев.
Глеб улыбнулся.
– Минут семь-десять есть в нашем распоряжении. Нужно убедиться, что охрана правопорядка на сигнал бдительных граждан отреагировала, а то оставлять эти тушки до утренней смены на прохладной земле рискованно.
Он наклонился к мальчишке.
– Ты, конечно, можешь хранить молчание… Понял, извини, начну по-другому. Чего ж ты, болезный, дяденек-то обижать вздумал? Угрожаешь, кричишь на взрослых как обезьяна: «Вау-у!». Ты по-русски ругаться хоть можешь? Кивни головкой-то, богатырь хренов. Сопли до колен, ботинки свои клоунские еле таскаешь. «Вау!» И куришь много, я этого вообще не одобряю.
– Виталик, а ты заметил, какой нынче хулиган-то упитанный пошел! Раньше, в наши времена, шпана мелкая да костлявая в бедных районах-то проживала. Жирному и подраться неудобно с ними было.