Когда Солнце было богом
Шрифт:
Каким образом удалось узнать о неожиданном и удивительно странном уходе целого народа? В какой-то степени заслуга в этом принадлежит архиепископу Диего де Ланде, жившему на Юкатане в XVI в. Подружившись с одним индейским князем, он записал его рассказы о богах, войнах и обычаях майя.
Ланда зарисовал также иероглифы, обозначающие дни и месяцы, благодаря чему гротескные барельефы на зданиях и стелах приобрели для археологов особый смысл. Некоторые сообщения Диего де Ланды казались малоправдоподобными, но все же удалось выяснить, что в прикладном искусстве майя все мотивы - будь то изображение людей или животных - непременно связывались с определенной датой. Кроме того, каждая
Благодаря работам современных археологов ученые довольно точно расшифровали некоторые иероглифы майя, начертанные на зданиях и стелах, но это принесло им разочарование, так как все надписи содержали одни только даты. Среди десятков тысяч надписей не удалось найти ни малейших информации о жизни и обычаях майя. Как видно, сведения такого рода майя никогда не увековечивали на камне [46] .
Абастровая скульптура из гробницы вождя. Храм надписей. Паленке
46
Косидовский излагает устаревшую точку зрения на письменность майя. Работами Ю. В. Кнорозова было доказано, что надписи майя содержат не только календарные даты, а являются иероглифами, подчиняющимися тем же законам развития письма, что и другие иероглифические системы, например Египта и Шумера. Новейшие работы американских ученых Т. Проскуряковой и Э. Келли показали, что иероглифические надписи на стелах майя связаны не тольхо с календарем или имеют религиозное значение, а говорят и о других вещах, в частности, сообщают о смене династий {прим. ред.).
На основании этих фактов ученые пришли к выводу, что майя стали рабами своего календаря. Возможно, свои постройки они возводили не столько для того, чтобы ими пользоваться, сколько потому, что этого требовал календарь. Каждые пять, десять или двадцать лет майя строили новые каменные сооружения и снабжали их соответствующей датой. Иногда они упрощали свою задачу, обстраивая старое здание новой каменной оболочкой и помечая ее новой датой.
А теперь мы приближаемся к самой сути дела. Постройки старой империи, т. е. в городах, лежащих на юге, датированы лишь примерно до 610 г. Приблизительно с этого же года начинают возводиться сооружения в Чичен-Ице, Майяпане, Ушмале и других городах северного Юкатана. Вывод из этрго поразительного факта может быть только один: майя покинули свои поселения неожиданно и все вместе.
Как только ученые убедились в исторической достоверности этого события, отовсюду, как из рога изобилия, посыпались различные теории, пытающиеся его объяснить. Самая первая гипотеза, согласно которой майя будто бы вынуждены были бежать от завоевателей, быстро пошла в архив. Держава майя в то время достигла вершины своего военного могущества, в их соседстве никогда не было племени, настолько сильного, чтобы совершить такое нашествие, да к тому же в руинах не удалось найти никаких следов вторжения.
Более правдоподобным казалось утверждение, что майя ушли после страшного стихийного бедствия или эпидемии, но и против этой теории говорили веские аргументы. Во-первых, как только миновала опасность, население сразу же вернулось бы в свои замечательные
Мысль о том, что причиной эмиграции явилось неожиданное изменение климата, также не выдерживает критики. Такое изменение обязательно наступило бы и в Чичен-Ице, городе, расположенном по прямой линии на расстоянии всего лишь 400 километров от южных городов старой империи.
И только несколько лет назад археолог Сильванус Грисвольд Морли выдвинул теорию, которая считается наиболее убедительной. Вот ее суть.
Храм I. Вид после раскопок. Тикаль. 700 г. н.э.
Хотя майя в большинстве были горожанами, они все-таки не могли существовать без земледельческого труда и его продуктов, основным из которых являлась кукуруза. Жизнь майя находилась в зависимости от урожая кукурузы.
Общественная структура майя выявляет острые классовые противоречия, которые особенно наглядно видны в застройке их городов. Дворцы аристократии и храмы из тесаного камня составляли отдельный район, своеобразную крепость, где жили богачи, опасаясь гнева трудящихся масс. Вокруг каменного города теснились нищенские мазанки городской бедноты - от них, понятно, не осталось и следа.
Доля земледельцев была необыкновенно тяжкой. Одну треть урожая они отдавали сановникам, другую - жрецам, и только последнюю треть им позволялось оставлять себе. В период между севом и сбором урожая их гнали на работы в каменоломни и на строительство.
Отсталость, спесь и отрыв аристократии от жизни народных масс привели к тому, что общество остановилось в своем развитии. Это особенно отразилось на сельском хозяйстве, где методы обработки земли были чрезвычайно примитивными. Достаточно сказать, что майя не знали даже плуга.
Чтобы вырастить кукурузу, крестьянин поджигал участок джунглей и на полученной таким образом полянке делал заостренной палкой ямки, в которые бросал зерна. Когда земля на участке истощалась и переставала родить, он переходил в другое место, потому что удобрять землю майя не умели. Заброшенные участки зарастали джунглями и только много лет спустя их можно было снова обрабатывать.
В поисках урожайной земли крестьяне все больше углублялись в джунгли, удаляясь от городов, которые им приходилось кормить. Между городами и землей-кормилицей росли широкие пояса выжженной и бесплодной степи. Жить горожанам становилось все труднее, в их дома начал заглядывать голод. Огромные пространства оказались истощенными, и народ понял, что единственное спасение - это эмиграция. В то время, когда на севере возникала новая империя, древние города Уашактун, Тихаль, Наранхо, Копан и Паленке затерялись в диких зарослях, тысячи лет скрывавших от людских глаз руины старой империи.
Подтверждением этой теории является любопытный опыт, который недавно провел датский ученый Аксель Стеенсберг. Желая в точности воспроизвести условия, в которых обрабатывали землю люди эпохи шлифованного камня, он отправился со своими ассистентами в Ютландию, выкорчевал там каменными топорами участок дубового леса и посадил с помощью заостренной палки овес. В первый год урожай был неплохой, но потом из года в год резко сокращался. На четвертый год выкорчеванная земля стала совершенно бесплодной.