Когда струится бархат
Шрифт:
Майлс улыбнулся, слыша такие откровения.
— Малыш, да у тебя развился изысканный вкус к лошадям.
— Почему бы и нет, я же наследник, верно? — произнесено было легкомысленным тоном, но в глазах Ренарда, прежде чем он опустил густые ресницы, внимательный наблюдатель мог бы уловить мрачный, если даже не злобный блеск. Со стороны тренировочного двора донеслись звуки лязгающего металла. Ренард соскочил с коня и неторопливо двинулся к площадке, на которой продолжалось состязание на мечах.
— Чересчур смышленый парень, иногда даже во вред самому себе. — Майлс отошел
— Ренарду еще нет и шестнадцати, а большинство парней в таком возрасте весьма несдержанны, — отозвался Адам, вспоминая о недавних прегрешениях своего оруженосца.
— Э, нет, просто ты успокаиваешь себя, вместо того чтобы его проучить. — Майлс с тяжелым вздохом уселся на каменную ступеньку, упершись ладонями в колени.
Адам рассмеялся, кивком признавая согласие со словами старика, и подал знак слуге.
— Вы останетесь поесть?
Майлс наклонил голову и задумчиво добавил:
— Не-а, он все-таки хороший мальчишка. Ему велели проводить меня до дома. Отчасти хотели, конечно, отдохнуть от него несколько дней. Но Ренарду надо уже привыкать и к ответственности, и к умению повелевать подчиненными. А другая причина в том, что несколько дней назад мне было совсем плохо.
Взгляд Адама посерьезнел. Майлс махнул рукой, и на лице возникла гримаса отвращения.
— Собственно, ничего серьезного, сам виноват. Просто выдохся, пытаясь на равных бегать с шестилетним мальчуганом. Правду говорят, что старики впадают в детство. Но, Господь свидетель, я поплатился за свою глупость. Джудит и Хельвен два дня держали меня в постели и поили поссетом[1], да еще никого ко мне не пускали. — В глубине глаз старика, глубоко посаженных на морщинистом лице, засветились озорные искорки. — Тогда я им заявил, что лежать покойником в часовне было бы веселее, и вдобавок превратился в совсем несносного больного, так что женщины в конце концов образумились и только что не вытолкали меня из замка! — Майлс взглянул на шумно фыркавших у поилки лошадей, чьи тени причудливо переплетались на истоптанной копытами земле. Лицо старика вдруг стало снова серьезным, и он пристально взглянул на Адама. — Хельвен рассказала мне, почему вы повздорили.
Адам сбросил рубашку прямо на землю и уселся рядом, повернувшись спиной к Майлсу, так чтобы тот не мог видеть выражения его лица.
— Ах, вот так? — безразличным тоном откликнулся он и, ухватив пальцами пучок травы рядом с ногой, резко вырвал его из высохшей почвы.
Но, даже не видя лица молодого мужчины, Майлс безошибочно определил, как напряглись его мускулистые плечи, почувствовал резкую перемену в настроении и мысленно возблагодарил Бога, что Ренард ушел осматривать площадку для состязаний. Старик кивнул в сторону трех жеребцов:
— Хельвен прислала тебе коней в знак своего извинения. Она мучается угрызениями совести и признает, что поступила с тобой нечестно. — Морщины на старом лице сделались резче у рта и глаз. — Она такая
— Хельвен вам обо всем рассказала?
Майлс развел руками.
— Не более того, что обычно готовы доверить другому все женщины. Полагаю, это — всего лишь прилизанная и упрощенная версия случившегося. Начнем с того, что Хельвен не объяснила, как вы глубокой ночью оказались в солярии вдвоем.
Адам пристально посмотрел на старика и опустил взгляд на зажатый между пальцами кусок травянистого дерна.
— Мы также разговаривали о Ральфе и о некоторых признаках предательства. Хельвен беспокоилась, и я тоже встревожился, когда она мне рассказала, — вполне очевидно одно вытекало из другого.
— Хочешь рассказать мне об этом? Я имею в виду, насчет Ральфа?
Адам отбросил пучок травы, быстрым и гибким движением тела, которому не мог не позавидовать Майлс, встал на ноги.
— Нет. — Он повращал левым предплечьем, стараясь унять мышечную боль, и перевел взгляд на коней. — Пока нет.
Майлс пожал плечами и тоже поднялся на ноги, но ему это пришлось проделать с большой осторожностью. Тем не менее острая боль раскаленным кинжалом пронзила колени старика.
Адам подошел к трем жеребцам и стал осматривать их со всех сторон, действуя умело и искренне восхищаясь достоинствами животных. Он погладил морду Лайярда, и жеребец боднул его головой и заржал, закусив удила. Адам взял в руку уздечку и повел коня по направлению к тренировочному двору. На лице мрачной гримасой отразилось все нынешнее настроение. Итак, ему предложили мир. Что ж, теперь надо с достоинством принять предложение и забыть о случившемся.
— А что касается меня, мне очень жаль, — снова заговорил Майлс, прихрамывая рядом с Адамом. — Если бы ты не рос в детстве рядом с Хельвен, она не стала бы вечно клеить на тебя ярлык «братика». И если хочешь знать мое мнение, ты ей подходишь гораздо больше, чем этот чванливый петух, за которого она собралась замуж.
Они шли через густую тень, образовавшуюся между двумя сараями, и Адам не заметил брошенного в его сторону быстрого оценивающего взгляда. В этот момент он думал о внезапно возникшем ощущении «гусиной кожи» во всем теле и знал, что причина не в прохладе затененного коридора. Очень хотелось со всей силы врезать кулаком в деревянную стенку сарая и заорать, что с него хватит! Хватит считаться ее братом, которым он никогда в действительности не был и никогда не будет.
Адам и Майлс снова оказались на залитом солнцем пространстве, но теперь старик поглядывал на молодого человека со скрытым удовлетворением — он только что получил подтверждение своим подозрениям. Адам не произнес ни слова, но лицо его так переменилось в цвете, что могло казаться мертвенно-бледным, если бы не следы загара от проведенного в седле лета. Майлс осторожно прикоснулся к руке молодого мужчины.
— Ты в порядке?
Адам вздрогнул.
— Да, конечно, — промолвил он пересохшими губами, затем подхватил поводья и вскочил в седло. Ведомый опытной рукой, Лайярд рысью поскакал через тренировочный двор к охапке турнирных рыцарских копий, прислоненных к стене.