Когда-то был человеком
Шрифт:
В реальность угрозы приходилось верить – в пользу этого говорила не только личность нашего поставщика информации. Можно было легко себе представить, какое удовольствие доставит стражам закона возможность выкурить всех нас из опостылевшего ей гнезда ССНС. После того как они здесь крупно поработают, очищая помещение, не уцелеет ни один стул, ни одна лампа, ни одна картина. Но прежде всего полиция получит наконец благословенную и легальную возможность навсегда избавиться от этого осиного гнезда.
Моя попытка получить разрешение в полиции на временное расквартирование делегатов в клубе потерпела неудачу. Ответственные лица «именно сегодня
Смысла не было. Достаточно было бросить взгляд в окно, чтобы убедиться: поезд ушел. Два полицейских автомобиля уже заняли наблюдательные посты слева и справа от входа, а у ближайшего угла виднелись еще две бронированные машины. Клуб к этому времени практически пустовал, а капканы уже были расставлены.
После 22 часов, когда закончились заседания, проходившие в Техническом университете, стали прибывать отряды делегатов, экипированные спальными мешками. «Так, мой мальчик, – сказал мне сразу первый из прибывших, – придется тебе с этим смириться: клуб поступает в наше распоряжение». И второй: «Теперь здесь повеет другим ветром. Сюда прибыли мы, берлинцы» [15]. Было видно, что он говорит вполне серьезно.
Атмосфера начала накаляться. Стороннему наблюдателю могло показаться, что он попал в переполненную студенческую пивную. После целого дня утомительных дискуссий пиво полилось рекой. Правда, платить отказывались лишь немногие из делегатов, ссылавшиеся на свой особый статус представителей авангарда классовой борьбы. Они многословно описывали изнурительные словопрения, происходившие во время конференции. Теперь – в полном соответствии с конечной целью коммунизма «каждому по потребностям» – они вознамерились бесплатно утолить свою «революционную» жажду в стенах левого клуба. Когда же я предложил «борцам» на выбор (причем тоже бесплатно) минеральную воду, кофе или чай, они отказались, предпочтя хранить верность дорогостоящему пиву.
Около 23.30 полиция, дежурившая снаружи, получила подкрепление. Я воспользовался этим, чтобы разъяснить ситуацию главарям «антиревизионистской фракции». «Вы что, действительно хотите поставить под удар существование центра ганноверской внепарламентской оппозиции, причем только лишь потому, что ваши организаторы опять прохлопали ушами?» Кроме того, я обратил их внимание (и это была святая правда) на то, что отдельная комнатушка в «Бункер-отеле» для бездомных стоит (по тогдашним ценам) всего три марки – ничтожная часть того, что они здесь пропивают.
Мои доводы не возымели действия: «Исход борьбы решается в центрах. Ганновер и ваша внепарламентская оппозиция – это все мура. Не можем же мы требовать от наших товарищей, чтобы они спали в парках на скамейках». И еще: «Речь здесь идет о более важных вещах. В революционных делах решается, что происходит сегодня и здесь, а не то, что случится потом. Л здесь вопрос стоит, кто кого».
Прекрасно сказано, а в данной ситуации даже чересчур, поэтому я не отступался. Но получил резкий отпор: «У нас как представителей антиавторитарного крыла отсутствует принцип лидерства. Ты должен убедить каждого по отдельности». И продолжали пить пиво.
Мне действительно не оставалось ничего другого – час закрытия угрожающе приближался, – как переходить от столика к столику и убеждать людей, что они принесут гораздо больше пользы внепарламентской борьбе, если сейчас перебазируются
Кто-то дал мне подножку, да так, что я под оглушительный хохот растянулся на полу.
Одной только ганноверской группе ССНС было не по себе – в конце концов она регулярно заседала в клубе, над которым теперь нависла угроза. Но никто из них не сказал ни слова.
Вот-вот должен был пробить полицейский час, казалось, что все потеряно. Полиция, получившая тем временем новые значительные подкрепления, стояла теперь вплотную перед входом. Внутри же, как во времена студентов-корпорантов, за пивными столами хором горланили: «Не позволим, чтобы нам указывали. Останемся здесь, несмотря ни на что».
Тогда я предпринял последнюю отчаянную и абсолютно безумную попытку спасти ситуацию. На успех я, честно говоря, и не рассчитывал. Укрывшись от посторонних глаз, я скатал из бумаги нечто вроде рупора. Когда я начал говорить в него, в закрытом помещении возникло полное ощущение, что кто-то вещает через мегафон:
«Внимание! Говорит руководство акции действия! Товарищи, довольно, теперь мы все спокойно и дисциплинированно расходимся. Товарищи, спокойно и дисциплинированно. Увидимся завтра. Товарищи, сейчас мы все расходимся…»
Я не давал им время на размышления, я повторял без пауз: «Товарищи, довольно…» И случилось то, во что трудно поверить: повсюду из-за столов люди начали подниматься с мест и идти к выходу – спокойно и дисциплинированно. Один или двое попытались остановить поток – напрасно, их засосал водоворот и вынес наружу. А Петер к тому же включил магнитофон с записями кубинских революционных маршей на полную мощь, что предотвратило дискуссию, которая могла бы все свести на нет.
Только одна группа в дальнем углу зала скандировала: «Оставаться на местах! Оставаться на местах!», но, очутившись в явном меньшинстве, удрученно присоединилась к общей массе. Вскоре после этого убралась и полиция, тоже, наверное, удрученная.
В ходе проведения акций «Красного кружка» в 1969 году всем участвовавшим в них группировкам стало ясно, какое значение имел «Клуб Вольтера» как организационный центр. Результатом этого явились участившиеся со всех сторон попытки захватить в нем власть. Только коммунисты, Социалистический союз высших школ (студенческая организация, давно уже ушедшая влево от своей прародительницы СДПГ) и сознательные либералы пытались сохранить единство действий. «Антиревизионистская фракция ССНС» (большая часть «традиционалистов» покинула организацию – частью добровольно, частью была исключена), анархисты и маоисты создали коалицию с целью захватить в свои руки клуб или уничтожить его. Схватки, разгоравшиеся вокруг «Клуба Вольтера», в последующем порой переходили в открытый террор.