Когда-то был человеком

Киттнер Дитрих

Я позвонил в соответствующее ведомство и попросил объяснить причины. «А я и не намерен вам ничего объяснять», – последовал грубый ответ.

– Но ведь неонацистам вы каждую неделю регулярно даете разрешение?

– Да.

– Почему?

– Мы обязаны это делать.

– А как же мы? Почему нам нельзя?

– А вам – тут полиция против.

Ах, вот в чем дело. Что ж, зададим вопрос полиции. Что я и сделал.

– Разумеется, господин Киттнер, мы можем мотивировать наше решение: на то же самое время намечена демонстрация сторонников охраны окружающей среды, которая

пройдет через старый центр города. Мы опасаемся, как бы не произошло серьезных столкновений между вами.

Верх наглости! Сторонники охраны окружающей среды и антифашисты никогда не рассматривали друг друга, как враги, наоборот, как единомышленники, и представитель полиции, разумеется, прекрасно об этом знал. Его шитая белыми нитками мотивировка была явно притянута за уши. К тому же я не мог не услышать откровенной издевки в его голосе.

Тем не менее я сделал вид, что принял доводы всерьез, заручился по телефону согласием дружественного нам руководства демонстрацией и вновь позвонил в полицию.

– Могу сообщить вам радостную новость: организаторы демонстрации в поддержку охраны окружающей среды согласны с проведением нашей акции, более того, они ее приветствуют. Если необходимо, я могу в течение двух часов привезти вам их согласие в письменном виде. Таким образом, я думаю, проблема снята?

– Ошибаетесь, господин Киттнер. Разрешение вам мы все равно не дадим.

И даже упоминание о могущем разразиться общественном скандале привело лишь к одной уступке: выставить информационный стенд нам разрешили, но так далеко от центра, что это сводило на нет весь смысл нашей акции. И вообще остается только удивляться, как это представитель полиции не выбрал пригородный лес в качестве подходящего места для антифашистской агитации.

Информационный стенд мы не смогли организовать. Заголовок в субботнем выпуске газеты «Нойе прессе» гласил: «Скандал. Разрешение – неонацистам, от ворот поворот – антифашистам». Комментарии излишни.

Федеративная республика извлекла уроки из опыта Веймарской республики, охотно пишут буржуазные политологи.

Вот только какие?

КАК Я НАБИРАЛСЯ ОПЫТА И ПОСЛЕ ЭТОГО ОДНАЖДЫ БЕСПРИЧИННО ПЕРЕЖИВАЛ

Пограничный контроль, если верить заявлениям видных полицейских чинов Федеративной республики, проводится главным образом для сбора некоторых сведений о гражданах. Например, фотокопирование паспортов дает возможность составить диаграмму передвижения населения. На границе это якобы делать легче, удобнее, а главное – без особых затрат, которые потребовались бы, если бы этим занималась полиция внутри страны.

Сведения о моей личности, собранные полицией и тайными службами, о чем я уже рассказывал в других главах, составляют без преувеличения целые тома. Но и я со своей стороны также накопил немало впечатлений во время переездов через границы, и составленная на их основе политическая диаграмма ФРГ является достаточно подробной.

Как правило, стражи границы моего государства подвергают

меня более основательной проверке, нежели других путешествующих. Почти каждый раз до пересечения шлагбаума мою машину выводят в сторону из общей колонны для более тщательного досмотра.

Когда я однажды вполне, впрочем, дружелюбно поинтересовался причинами такого непонятного обращения со мной, один из западногерманских стражей границы спокойно объяснил мне: «Все дело в вас, господин Киттнер. Если вы хотите это изменить, вам нужно сперва самому измениться». Дельное замечание.

Другой пограничник прокричал мне вдогонку, когда я уже въезжал на территорию Люксембурга: «Проваливайте! Проживем без вас и ваших поучений!» Его люксембургский коллега по другую сторону шлагбаума, слышавший все это, был явно смущен. Он с сочувствием похлопал меня по плечу и жестом показал, что я могу следовать дальше без всякого контроля.

В другой раз у меня произошла самая настоящая политическая дискуссия. Точнее, я сам спровоцировал ее. При этом я следовал указаниям федерального пограничного ведомства, настоятельно рекомендовавшего своим служащим вовлекать путешествующих в непринужденный разговор якобы личного характера и, направляя его в нужное русло, провоцировать их на необдуманные высказывания для выуживания полезной информации. Действуя по принципу «все равны», я решил повернуть их оружие против них же самих.

Возле государственной границы между ФРГ и ГДР в городе Хельмштедте стоял большой щит: «Путешествующие! Сообщайте обо всех заслуживающих внимания происшествиях немедленно после того, как вы покинете зону!»

Договор об основах взаимоотношений между двумя германскими государствами давно уже вступил в силу, а здесь еще по-прежнему официально использовали лексику времен «холодной войны», когда ФРГ претендовала на единоличное представительство интересов всех немцев. Столь откровенная наглость обозлила меня. Поскольку я не очень спешил, а в машине багажа практически не было, так что, если бы они и устроили мне из чувства мести досмотр с пристрастием, это все равно не могло бы длиться бесконечно, я ринулся в бой очертя голову.

– Я хотел бы сообщить об одном важном происшествии в зоне, – заявил я. – Возле Брауншвейга образовалась огромная пробка.

Пограничник не заметил издевки:

– Сам знаю. Зачем вы мне это говорите?

– Здесь же написано: сообщать о заслуживающих внимания происшествиях после того, как покидаешь зону.

– Но вы же едете из Ганновера.

– Это так, – сказал я невинно, – но на щите не указано, какая зона имеется в виду. Вот я и подумал: наверняка та, которую я сейчас покидаю… Ведь здесь так и написано.

Человек, сидевший в будке, чуть не подпрыгнул от возмущения!

– Здесь Германия! – взволнованно пояснил он мне. – Зона – это которая там, по ту сторону!

– Но ведь у нас есть договор об основах отношений, он официально подписан обеими сторонами. Почему же вы пишете «зона»?

– Это не государство! – залаял он в бешенстве, – Это зона!

Такая наглость в устах официального лица снова обозлила меня. Я демонстративно отвел назад руку, в которой держал паспорт: