Когда-то много лет назад…
Шрифт:
От входа отделились еще трое мужчин. Один был очень похож на этого охотника, только тоньше и моложе. Парень держал копье, и в другой руке у него была горящая палка. Он кинул ее в костер и пошел в сторону Валерии. От неожиданности, что тот направился прямо к ней, Валерия отступала назад, сжимая крепче палку.
Парень снял с пояса маленькую лисицу с серым мехом и протянул Валерии.
– Бука, смотри, я смог ее поймать.
Валерия боялась протянуть руку. Она стояла и смотрела на убитое животное и думала, что можно с ним сделать, ведь она никогда не разделывала тушки. Для нее это было новое и странное занятие, но так необходимое для выживания здесь.
–
Парень опустил руку с добычей и с интересом посмотрел на девушку, потом он улыбнулся ей и сказал:
– Ты решила поменять свое имя? Зачем?
– Я не меняла, – Валерия задумалась и представила, как странно это выглядит со стороны, когда человек просит себя называть по-другому. Но ей не нравилось, как ее здесь называют, и она решила оставить свое прошлое имя, к которому она привыкла еще там, в прошлой жизни. – Мне так удобнее, понимаешь? Называй меня Валерией.
– Хорошо. Эта лисица тебе. Я ее поймал специально для тебя. Помнишь, ты увидела этого зверька, когда мы ходили наверх, и попросила меня словить его. Вот, возьми.
Валерия взяла тушку в руки, покрутила ее. Девушка видела, как в детстве резали поросят, и бабушка потрошила уток и гусей. Она помогала бабушке общипывать птиц, потому что та говорила, что нужно готовить себе приданое и учила выбирать пух. Две большие пуховые подушки, которые Валерия получила на свадьбу, так и лежали на кровати там, в той жизни. Воспоминания вернули ее в дом к бабушке: вот старушка открыла огромный деревянный сундук с коваными полосками, которые опоясывали его по кругу, и показывала разные ткани всех расцветок, кружева, целыми рулончиками навязанные крючком, для украшения постельного белья и полотенец, рушники с вышивками разных цветов. Тут же были платки, обувь и шкатулка с украшениями, в которой хранились бусики, броши, заколки, ленты. Она перекладывала все это и в конце доставала постельное белье с белой вышивкой и кружевом на простыне, наволочках и пододеяльнике. Поглаживала накрахмаленное белье и говорила:
– А вот это я приготовила на твою свадьбу, на брачное ложе. Посмотрят сваты, что ты у меня не бесприданница. И посуда, и подушки, и одеяла – все бабуля твоя уже собрала!
Она умела вышивать, и стены ее дома украшали вышивки, а одна, самая большая, как раз над этим сундуком висела в золоченой резной раме. На ней была изображена девушка у ручья, обнимающая оленя. Очень большая и кропотливая работа, полностью вышитая мелким крестиком в ярких цветах.
– Откуда у тебя такая красивая рама, бабушка?
– Ох, внучка. Висел у нас на работе портрет Сталина, потом его приказали снять и убрать. Вот я и припрятала его портрет, так и досталась мне эта рама, – поглаживала она красивые, резные, покрытые позолотой завитки.
Стук упавшего копья вернул Валерию из детских воспоминаний в этот мир.
Крупная женщина и старуха прямо на камнях, возле костра, разделывали тушу большого оленя. Двое мужчин стояли у входа с горящими палками и отгоняли шакалов от пещеры. Девушка молодая и высокий паренек-инвалид, у него что-то было с ногой, раскладывали ветки у входа для костра, чтобы дикие животные не могли войти в пещеру.
Валерия подошла к парню, что принес ей лисицу, и попросила его нож.
– Ух, какого красавца Уга поймал для Буки, – прицокнула языком беременная женщина. – Маха, глянь, какая шерсть у этой шкурки, такая мягкая и пушистая.
– Да, красивая, только маловата, – ответила крупная женщина, глянув на животное, которое держала Валерия, и продолжила заниматься
Старуха срезала с одной стороны шкуру, а Маха с другой. Они старались, чтобы шкура была целая, без порезов. Валерия догадалась, что крупная женщина была женой вождя клана и имела право делить добычу на свое усмотрение.
Девушка села недалеко от них, чтобы следить за их работой и не упускать деталей, и, повторяя за ними, занялась разделкой лисицы. Сначала она так же старалась по чуть-чуть аккуратно срезать шкурку. Каменный нож, несмотря на то что он не из железа, был очень острый и тяжелый, так как рукоятка у него была сделана из этого же камня. Он был шероховатый, плохо обработан, и на руках от него очень быстро появлялись натертости, но девушку это не останавливало. От запаха крови и вида мяса в животе заурчало, и рот наполнился слюной. Видно было, что та, в теле которой она находилась, давно не ела, и голод почувствовала и Валерия. Она ускорила движения, и ей хотелось уже впиться зубами в свежее мясо.
Маха выпотрошила оленя и, нарезая мясо небольшими кусочками, разложила его на разные кучки, которые старуха разнесла по соплеменникам: мужчинам и жене вождя досталось больше всех, остальным поменьше. Валерия тоже получила небольшую кучку мяса. Она положила на плоский камень несколько полосок свежей оленины и поставила его в костер между горящими головешками.
Все ели сырое мясо и с интересом смотрели, что она делает. Через некоторое время камень нагрелся, и кусочки на нем начали скворчать, шипеть, немного подпрыгивать и уменьшаться в размере. Когда они зарумянились, Валерия подцепила их ножом, переложив с горячего камня на холодный, и протянула несколько кусочков Уге. Он смотрел на жареное мясо и наблюдал за Валерией, как она их ест, нюхал, но есть не спешил. А девушка тем временем положила остальные сырые кусочки мяса на камень и пододвинула в середину костра.
Мясо было пресное, без специй, напоминало по вкусу говядину, но очень вкусное и быстро закончилось. Глянув, что Уга не ест, а смотрит на нее, как будто ждет, что с ней будет, ей захотелось у него это мясо отнять и съесть, потому что аппетит только больше разыгрался от сумасшедшего запаха, который разносился по пещере. Уга посмотрел, что она все съела, взял один кусочек жареного мяса и откусил, потом протянул камень с остальным мясом вожаку – своему отцу Арулу. Тот так же понюхал, взял кусок и, не задумываясь, съел. Тут же с камня у него мясо взяла и Маха, его жена. Остальным попробовать не удалось, и они, не спрашивая разрешения у хозяйки еды, похватали мясо Валерии прямо с камня, где оно жарилось, и съели, облизывая губы и пальцы, но своим сырым мясом никто не поделился в ответ.
Клан заурчал от сытости, довольный охотой, и все стали пристраивать свою оленину в костер, толкая друг друга локтями. Валерия, оставшись без ужина, взяла нож Уги и пошла к туше оленя, чтобы отрезать себе кусок, но к ней тут же подлетела Маха. Рыча и держа перед собой нож, она ринулась в ее сторону. Та от удивления отшатнулась и, оступившись, упала на спину.
«Как так? Они съели мое мясо и не собираются делиться! Вот это порядки в клане!»
Маха смотрела на нее сверху вниз и давала понять, что мяса она больше не получит. От несправедливости и обиды у Валерии выступили слезы, но никто, даже Уга, не заступился за нее. Она поднялась, шмыгнула носом и пошла к своей лисице. Отрезала от нее кусок мяса и положила жарить. Соплеменники у костра дрались между собой и отнимали у друг друга жареное мясо, но свое Валерия сторожила с ножом, чтобы никто не посмел взять.