Когда ты исчез
Шрифт:
В коробке лежали красивые золотые часы «Ролекс». Когда я поднял голову, Дорин уже уходила. Я не стал ее окликать.
16:40
Я обошел, наверное, каждый мощеный переулок Ист-Энда, пока наконец не наткнулся на то место, где прежде жила моя мать. Оказалось, что с годами площадь сменила не только название, но и облик.
Над ветхими домиками нависла огромная башня из бетона и стекла, отбрасывая мрачную тень на и без того серый пейзаж. Улица обрела более современный вид, однако лучше от этого
Разочарованный, я отправился в кафе, чтобы решить, как быть дальше. Я сделал заказ, и пожилая официантка с черным узлом на затылке и в фартуке, заляпанном супом, принесла мне чаю.
– Простите, вы здесь давно работаете? – спросил я ей вслед.
– Всю жизнь, мальчик мой, – бросила она через плечо.
– Может, вы помните женщину, которая жила в доме на месте, где теперь высотка? Дорин Николсон?
Та остановилась и глянула на меня.
– Хмм… – Она задумалась. – Я знала одну Дорин, только не Николсон. Как она выглядела?
Отец никогда не фотографировал мать – если у него и были какие-то снимки, то на стенах в нашем доме они не висели. Я помнил, как мама пахла, разговаривала, смеялась и пела. Помнил седину в корнях волос, как отвисали мочки ушей под тяжестью золотых серег и как темнела расщелинка между передними зубами, словно у Брижит Бардо. Но за все эти годы, как я ни пытался, мне не удавалось свести эти мелочи воедино, чтобы создать в голове цельный образ.
– Пепельно-русые волосы, рост где-то сто шестьдесят пять, зеленые глаза, довольно громкий смех. Она жила здесь лет двадцать назад.
Официантка отошла к прилавку, где висели фотографии, и сняла рамку со стены.
– Она? – спросила, протянув мне снимок.
Я сразу узнал одну из четырех женщин в униформе, стоявших возле стола.
– Да.
Я через силу сглотнул.
– Да, мальчик мой, я знала старушку Дорин. Когда-то она жила здесь, на площади. И работала со мной… Ох, целая вечность с тех пор прошла. Бедняжка…
По рукам у меня побежали мурашки.
– С ней что-то случилось?
– Да, она умерла, мальчик мой. Лет пятнадцать назад.
– Как это произошло?
– Приятель в который раз избил. И ударил головой о стену. Так нам старина Билли рассказывал. Он, ее приятель, совсем дурной был, вот и отшиб ей все мозги. Дорин какое-то время лежала в больнице, под аппаратами, а потом – все…
Я зажмурился и выдохнул его имя:
– Кеннет?
– Он самый. А вы откуда ее знали?
– Она была моей матерью.
Официантка надела очки, висевшие на шее, и пригляделась. Потом с глухим стоном села напротив.
– Да чтоб меня, ну конечно!.. Ты же Саймон, верно? У тебя ее глаза.
Странно, что она знает о моем существовании, не говоря уже про имя.
– Ох, мальчик мой… Дорин рассказывала, какой ты красивый шельмец.
Официантка хихикнула, и я не сдержал смущенной улыбки.
– Знаешь, она о тебе много говорила. И в медальоне на шее носила твою фотографию. Ну, пока не заложила его в ломбард… Так и не простила себе, что отдала тебя отцу.
На мгновение в груди стало
– А что с Кеннетом?
– За решетку, само собой, отправился. Он, правда, рассказывал в суде, что это была самооборона, она, мол, сама на него кинулась, но кто ж ему поверит? Говорят, пожизненное дали…
Официантка, назвавшаяся Мейзи, закурила сигарету без фильтра и рассказала кое-какие недостающие детали из жизни моей матери. Она вспомнила, что Дорин и Кеннет начали встречаться еще подростками. Когда она забеременела, и Кеннет, и родители настаивали на аборте. Однако Дорин упрямо отказывалась, и Кеннет принялся колошматить ее в надежде, что природа возьмет свое и у нее случится выкидыш. Но я уже тогда оказался стойким парнем.
Тяга к внезапным побегам проявилась у Дорин, когда та жила у двоюродной сестры в Мидленде. Там она встретила Артура, и тот влюбился в нее по уши. Предложил сыграть свадьбу, даже зная, что она беременна от другого мужчины. Редко кому из незамужних девчонок с чужим ублюдком в животе улыбается такая удача. Дорин искренне любила новоиспеченного мужа, но ветреного сердца ему так и не отдала. После моего рождения она окончательно убедилась, что оседлая семейная жизнь не для нее – ей подавай бурные страсти.
Поэтому она вернулась к Кеннету – разумеется, без меня. Тот продолжил ее избивать, и когда становилось совсем невыносимо, она убегала к нам обратно. Так и металась всю жизнь между двумя семьями.
– Ты уж не вини ее, мальчик мой. Она ничего не могла с собой поделать, – добавила Мейзи. – Славная была девчушка, да жизнь ее испортила. Есть у меня подозрение, что в детстве над ней измывался папаша. Ну, ты понимаешь, о чем я… Поэтому она думала, что не заслуживает любви. Старалась исправиться и перевоспитать Кенни, но тот с рождения был подонком. Натуру не переломить.
– Да, Мейзи, вы правы, – подумал я, поймав свое отражение в окне кафетерия.
Когда мы прогнали Дорин, ей оставалось лишь вернуться в Лондон.
– Она понимала, что Кенни рано или поздно ее убьет, – пояснила Мейзи, – но идти больше было некуда.
Когда случилось неизбежное, ее друзья не знали, как связаться со мной и Артуром. За душой у Дорин не осталось ни пенни, поэтому им пришлось скинуться и оплатить похороны, иначе ее отправили бы в могилу для нищих.
– Я часто вспоминаю твою мамашу, – добавила Мейзи, вытирая глаза. – Жаль, что мы не смогли ей помочь.
– Да, Мейзи. Мне тоже.
19:50
Территория кладбища Боу была поделена на квадратные сегменты, поэтому могилу матери удалось сыскать довольно быстро. Ее имя, даты рождения и смерти, а еще надпись «Упокой, Господь» – вот и все, что было высечено на бетонном надгробии.
– Лэнг, – повторил я вслух.
Я даже не знал ее фамилию.
Я вырвал сорняки и высокую траву, разровнял руками камешки, потом лег на скамью рядом, впитывая царившее вокруг тревожное спокойствие. Я решил в тот вечер составить матери компанию, потому что слишком много времени она провела в одиночестве.