Когда ты рядом
Шрифт:
— Ваша? — спросила врач «скорой помощи».
— А чья же еще?
И Маргарита Ильинична бросилась на помощь Даше. Девушка виновато улыбалась.
— Спасибо, можете уезжать, — махнула рукой заведующая и подхватила под руку еле державшуюся на ногах, обессиленную Дашу.
Внезапно Даша почувствовала на себе чей-то взгляд. Она повернула голову и увидела за рулем «скорой помощи» своего бывшего жениха. Они встретились взглядами всего лишь на короткое, словно проблеск молнии, мгновение. Алексей поспешил отвести глаза и сделал вид, что никогда не знал эту болезненно худенькую, с выразительными
— Я не позволю тебе этого сделать, — мягко, но настойчиво сказала Маргарита Ильинична Даше, отпоив ее горячим чаем с лимоном.
— Но почему? — подняла на нее глаза Даша.
— Твое место в отделении, в стационаре, а не здесь, в хосписе. Почему ты так решила?
— Я подумала, что мне деньги нужны на лечение, а не оплату жилья. Мне негде даже оставить свои вещи, если я лягу в отделение.
— Вещи можешь оставить у меня дома, — ответила Маргарита Ильинична и спохватилась, словно что-то вспомнила: — Если не хочешь в отделение, переезжай ко мне. Я ведь одна… У меня однокомнатная квартира, но неужели нам не хватит места? В тесноте, да не в обиде, ведь так?
— Спасибо, Маргарита Ильинична, но я, извините, не могу принять ваше предложение, — не колеблясь, ответила Даша, вспомнив о том, что не раз была невольным свидетелем стонов от боли, которые доносились из кабинета заведующей. И хотя они никогда не говорили о болезни Маргариты Ильиничны, обе знали, что это для них не тайна.
— Давай поедем в отделение. — Маргарита Ильинична обняла Дашу за плечи. — Прошу тебя.
— Пожалуйста, не отправляйте меня в больницу! — Девушка умоляюще посмотрела ей в глаза. — Там не будет вас, не будет больных, которые ждут литературных вечеров…
— Пока ты будешь там, я могу почитать им стихи. Дашь мне свои книги, тетради…
— Не могу. Они — моя жизнь. И вы — моя жизнь. И забота об этих людях — тоже моя жизнь. Я не могу в отделение, — тихо сказала Даша. — Я боюсь остаться одна, без всего этого. Я просто там не выживу… Я не вернусь оттуда.
— А здесь жить легче? — сдерживая слезы, спросила Маргарита Ильинична и обняла Дашу за худенькие плечи.
— Пока поживу здесь, подлечусь, а там… Дальше видно будет. Я еще не все сделала. Уже весна, а я обещала Андрею по его проекту провести озеленение нашей территории, разбить цветники. Для этого еще надо найти спонсора.
— Тебе самой надо найти спонсора для лечения.
— Да где его найдешь… Лечение всех больных никто не оплатит. Но можно поискать желающих сделать хорошее дело для хосписа.
— Давай договоримся так. Ты временно — запомни, временно! — побудешь в хосписе. Заберем твои вещи из квартиры, и будешь лечиться здесь. Сама понимаешь, у нас не специализированное отделение для лечения СПИДа и имеются далеко не все лекарства, которые тебе сейчас нужны. Я организую сбор средств среди медработников для твоего лечения. Но ты должна обещать мне, что сделаешь все и выкарабкаешься, вылезешь, выцарапаешься отсюда. Только не оставайся здесь навсегда! — Маргарита Ильинична уткнулась лицом в волосы Даши, чтобы та не видела ее слез. — Прошу тебя, моя девочка.
— Спасибо
— Обещаешь?
— Клянусь! — улыбнулась Даша, прижимаясь к груди Маргариты Ильиничны.
Даше очень хотелось увидеть мать. Она сама не знала, откуда взялась эта навязчивая мысль, которая последнее время не давала ей покоя ни днем ни ночью. Возможно, это желание возникло после того, как она поняла, что уже не сможет добраться до родного гнезда, даже если ей это разрешат. Мать приходила к ней во сне, ее лицо она отыскивала в лицах случайных прохожих, ее чувствовала где-то рядом, совсем близко. Почему-то именно маму, а не отца, не брата Даше захотелось увидеть как можно быстрее, и она решилась позвонить ей и попросить приехать. Она рассказала, что лежит в больнице, что очень скучает по матери и что ее никто не навещает.
— Я приеду, дочка, — плача в трубку, сказала мать. — Как только выберется удачный момент. Ничего не буду говорить отцу, да и ты не признавайся.
— Я буду ждать, — ответила Даша. — Приезжай, пожалуйста, быстрее.
Мать приехала через два дня. Она не узнала в худой, с желтоватого цвета кожей и впалыми щеками девушке свою Дашу, когда-то веселую, жизнерадостную, с ямочками на щеках.
— Господи, твоя воля… — заплакала она и бросилась к Даше. — Что же с тобой, дочка, случилось?!
Даша обняла мать. Она редко делала это даже раньше, но именно сейчас поняла, как мать ей дорога, как она нуждается в ее поддержке, как скучала во время разлуки. Как же Даше ее не хватало!
— Мама, мама, мама… — повторяла Даша это слово, приятно ласкающее слух, нараспев, на разные лады, и оно звучало то нежно-ласково, то журчаще-певуче, как плавно льющаяся лирическая песня. — Мама, мама, моя мама, мамочка…
Дав волю слезам, мать выплакалась и вытерла платочком красные глаза.
— Дашенька, я не знала, что… ты так плохо выглядишь.
— Все нормально, мама. Такое случается. Иногда люди болеют, лечатся. Главное, что ты приехала. Я так рада, мама!
— Я тебе покушать привезла, много чего вкусненького. Целую ночь не спала, всего наготовила: и блинчиков с творогом и сметаной, и голубцов, и домашних котлет, и молочный кисель с клубникой.
— Я здесь питаюсь.
— Я и вижу, какое у вас питание. Поди, котлеты соевые да каша пшеничная без масла? Я и масло домашнее сбила, и картошку, тушенную с мясом, взяла. И просто картошку привезла, капусту, лук, морковку…
— Зачем мне здесь картошка?
— Не здесь, дочка, потом. Заберешь домой, будешь готовить. Ты не переживай, я еще приеду и привезу что надо.
— А как же папа?
— Пусть говорит что хочет, а я приеду.
— Не побоишься?
— Мне уже бояться нечего. Знаешь Павлюкову Тоньку?
— Помню. Вредная такая тетка.
— Так вот, эта Тонька посмела мне в глаза сказать, что ты — потаскуха, поэтому и заболела СПИДом. Так я как набросилась на нее с черенком от лопаты, чуть хребет не перебила! Ее дочка в Москву уехала, вроде бы как на заработки. Все село знает, что проституткой она там работает, а Тонька гнет свое: «На рынке овощами торгует». Какими овощами?! И она еще смеет мне в глаза моей дочерью тыкать! На свою бы лахудру посмотрела!