Когда ты станешь моей. Книга 1

Высоцкая Мария Николаевна

Я вижу, как они уходят, они все. Дверь закрывается, а свет гаснет.

Не знаю, сколько я там нахожусь, час или несколько суток. Я то проваливаюсь куда-то далеко, чувствуя расслабление и отрешенность, то прихожу в себя, ощущая боль.

В одно

из таких возвращений дверь распахивается, а свет, мгновенно раздражающий сетчатку, включается надо мной.

– Закрой глаза, – Людкин голос, – все закончилось, – она расстегивает наручники, – тебе помог Веня, слышишь? Его уже наказали.

– Он не… – губы пересохли и покрылись коркой.

Они трескаются, стоит мне хоть немного приоткрыть рот.

– Это был он, – с нажимом, – понял?

Киваю, либо же думаю, что киваю.

– Сейчас тебя отвезут в больницу, а после мы все обсудим.

Людкины пальцы касаются моего лица, и я слышу всхлип.

– Твой друг редкостная тварь, – сглатывает, – он просто тянул время. Нам никто не поможет, Сашка, никто кроме нас самих, – вытирает слезы. – Пока будешь в больнице, я скажу маме, что ты поехал к папе в Мурманск узнать насчет работы. И отцу позвоню, он поймет. Мама не должна ничего знать, она просто не сможет это пережить.

– Хо-ро-шо.

Это последнее, что я помню, перед тем как отключился. В себя прихожу уже в палате, с капельницей в руке. Люда сидит на диванчике по другую стену, поджав под себя ноги и накрывшись покрывалом. Спит.

Глава 11

 После

занятий домой я возвращаюсь одна, шагаю по аллее, иногда рассматривая начинающую желтеть листву или хмурое небо. Погода испортилась слишком быстро, вроде только вчера мы умирали от жары, теперь же прячемся от холодного ветра и дождя.

Но, несмотря на это, я тихо радуюсь, что все закончилось. Все хорошо. Боря помог Саше, его отпустили, и уже как четыре недели назад он улетел к отцу. Наверное, теперь будет работать там и приезжать пару раз в год. Конечно, все это как-то грустно, но все хорошо, что хорошо заканчивается. Он жив, здоров и избавился от всех набросившихся на него проблем. Стоит за него порадоваться.

Так странно, мы были так близки, а теперь все рухнуло, как неустойчивый карточный домик. Раз – и ничего нет. Касаюсь своих губ, вспоминая этот странный и отчасти агрессивный поцелуй на моей кухне. В голове всплывают его слова о том, что между нами больше нет дружбы, о том, что он обо мне думал, хотел увидеть. Смотрю себе под ноги, чувствуя прилив прохлады, кожа покрывается крупными мурашками, становится не по себе. Его могли убить, ему повезло, очень и очень повезло. От одной только мысли, что Доронин мог погибнуть, во рту становится сухо, а на душе пусто и страшно. Наверное, все же ему будет лучше подальше от нашего города.

Конец ознакомительного фрагмента.