Когда умирает ведьма

Гриньков Владимир Васильевич

Глава 4

По расчищенной от снега улице подмосковной деревни катилась ярко-красная иномарка. Улица была застроена коттеджами в два-три этажа, возвышающимися над кирпичными заборами, но ни перед одним из коттеджей автомашина не остановилась, а проехала всю деревню насквозь и остановилась только тогда, когда расчищенная дорога уперлась в нетронутую снежную целину. Впереди, в низине виднелся маленький деревянный домик, обветшавший и неприглядный, каких когда-то здесь была целая деревня, и которые снесли, освобождая место под коттеджи, и только

один этот дом и остался, потому что стоял в низине, и никто из новых обитателей деревни там обустраиваться не пожелал. Из печной трубы поднимался столб дыма. Там жили.

Из красной иномарки вышла женщина и направилась к дому, шагая по узкой тропинке, протоптанной от дороги к дому в низине.

Останки повалившегося штакетника, некогда ограждавшего двор, тут и там торчали из-под снега. Тропа аккуратно огибала полусгнившие деревяшки и выводила к крыльцу, местами проваленному. Женщина не без опаски поднялась на крыльцо, постучала в дверь, и пока в доме не произошло никакого движения, озиралась по сторонам с настороженным удивлением, будто все еще не в силах была поверить в то, что она не ошиблась адресом и этот дом – это как раз то, что ей нужно.

Укрепиться в своих сомнениях она не успела, потому как открылась дверь и в нешироком проеме обнаружилась старуха в грязном, целую вечность не стиранном халате, в валенках и телогрейке. Старуха была крива на один глаз, из-за чего ее лицо имело неприятное и крайне подозрительное выражение.

– Здравствуйте, – сказала женщина.

Старуха молчала, сверля гостью своим единственным глазом.

– Я не ошиблась? – спросила женщина. – Люда Тропарева здесь живет?

И тогда старуха, не поворачивая головы и все так же сверля гостью взглядом, крикнула, открыв рот с редкими костяшками желтых зубов:

– Людк! К тебе!

Брызги ее слюны попали гостье в лицо, и женщина едва не содрогнулась от омерзения.

Из-за спины старухи вынырнула Люда, увидела гостью, изумилась и испугалась одновременно, и единственное, на что ее хватило – спросить растерянно:

– Вы?!

Женщина, которая проводила собеседование с Люсей и ее подругами в университете и которая потом присутствовала при том разговоре, непонятном и унизительном – эта женщина стояла на крыльце полуразвалившегося дома, спрятавшегося в занесенной снегом низине, и увидеть ее здесь Люся никак не ожидала.

– Здравствуйте, Люда, – сказала женщина, и сейчас в ней не было той холодной надменности, которую Люся наблюдала при прежних встречах. – Не так просто оказалось вас разыскать.

– В университете, – подсказала не оправившаяся от растерянности Люся.

– Так ведь каникулы, – напомнила женщина.

– Ах, да, каникулы…

Они разговаривали, а между ними стояла безобразная старуха, ее демонстративно не замечали, но на самом деле она очень и очень мешала, и оттого обе собеседницы испытывали неловкость.

– Я на машине, – сказала женщина. – И если вы накинете пальто, мы может пойти в машину и там поговорить.

– Зачем машина? – вдруг вмешалась старуха. – Дом есть. В доме можно.

– В

доме, – эхом отозвалась Люся.

По ней было видно, что с гораздо большим удовольствием она отправилась бы в машину, но не смела перечить старухе.

Старуха попятилась, оттесняя Люсю и открывая проход в дом для гостьи, и женщина осторожно переступила через порог, перемещаясь из наполненного солнечным светом морозного зимнего дня в сумрак старого дома, где не сразу угадывались очертания предметов, но где вошедшего с первых же шагов обволакивал тяжелый кисло-пыльно-смрадный дух жилья, который уже никогда не выветрится, а умрет только вместе с этими стенами.

В комнате, в которую они вошли, было чуть светлее из-за горящих здесь и там свечей, и по тому, как эти свечи были расставлены, и по предметам, присутствующим в комнате, по всем этим травкам-тряпочкам-узелочкам-порошочкам можно было догадаться, что одноглазая старуха либо знахарствует, либо колдует. И это вряд ли могло бы удивить, но зато удивляло присутствие в этом странном доме Люси, которая была человеком совсем другой закваски и вообще – из другого мира.

Люся, кажется, испытывала неловкость. Не знала, куда деть руки, покусывала губы и явно готова была сгореть со стыда – неприглядность ее нынешнего состояния представлялась ей столь позорной, от которой, может быть, уже не отмыться никогда. И даже демонстративное нелюбопытное равнодушие гостьи к обстановке старого дома казалось унизительным.

– Алексей Иванович хотел бы встретиться с вами еще раз, – сказала гостья.

– Кто? – глупо спросила Люся.

– Алексей Иванович, – терпеливо повторила гостья. – Мой шеф. Это тот человек, который с вами разговаривал.

– Зачем?

– Чтобы предложить вам работу.

– Вы не шутите? – не сдержалась Люся.

И снова гостья проявила долготерпение.

– Нет, – сказала она мягко. – Я же специально вас разыскала, чтобы сообщить об этом.

– Простите! – замотала головой Люся. – Все это слишком неожиданно.

– Я понимаю. Но это правда.

Гостья улыбнулась в ответ. Странно было видеть улыбку на лице этой женщины. Как и саму ее – в этом доме.

– Что я должна делать? – спросила Люся, потому что самостоятельно размышлять у нее не получалось, путались мысли.

– Поехать со мной, – подсказала ей гостья.

– Прямо сейчас?

– Да.

– Людк! А кто это? – вдруг громко спросила старуха.

Она вторглась в разговор с бесцеремонностью, присущей выживающим из ума старикам и невоспитанным детям.

– Я ищу работу, – сообщила Люся кротко. – Мне предлагают работу.

– Кто предлагает? Эта вот? – спросила старуха.

Ни один мускул на лице женщины не дрогнул.

– Нет, – сказала Люся. – Начальник этой женщины предлагает.

– Хорошая работа?

– Да, – ответила Люся.

– Платит?

– Да.

– Согласишься?

– Да.

– Только он не ту тебе работу даст, – вдруг сказала старуха.

– Как это – не ту? – вырвалось у Люси.

– Не ту, что ты думала.