Когда возвращается радуга. Книга 3
Шрифт:
Хоть долго ещё та чувствовала затылком обиженный и возмущённый взгляд телохранителя…
Лошадка ей досталась смирная и покладистая, всадницу чувствовала прекрасно, а потому они быстро приноровились друг к другу. Уже на ходу, в пути, пользуясь тем, что в поле, через которое пролегала дорога, на многие туазы вокруг невозможно было спрятаться ни соглядатаю, ни шпиону, маршал Винсент объявил о правилах поведения в пути. Правилах «игры», как он выразился.
На людях – никаких особо дружеских или иных проявлений того, что они давно знакомы. Их группа –
Это было настолько интересно и захватывающе, что на какое-то время тревога об оставленной в Эстре матушке Мэг приутихла. Да и благостный ночной сон, отдать ему должное, притупил страхи, отодвинув на задворки сознания. Обычно волнение усугубляется невозможностью что-либо сделать; а они уже в пути, и с каждой минутой всё ближе к Мэг. Хотя, если судить по расстоянию на карте, вроде бы отдаляются… Чудо-портал, спасительный переход между городами, поставленный когда-то Древними, выручит их, перенеся в Эстре за считанные мгновенья. Главное – до него добраться.
До полудня они сделали две небольших остановки – размять ноги, дать небольшую передышку лошадям, а заодно по необходимости наведаться за придорожные кусты, выплачивая невольную дань природе, что уж тут поделать… Но когда солнце встало в зените, сияя и слепя, маршал Винсент на правах старшего объявил привал. Они как раз въехали в небольшую рощицу неподалёку от Фонтенбло, до Лютеции оставалось несколько часов рыси, и, несмотря на возрастающее нетерпение Ирис, Модильяни довольно твёрдо осадил её.
– В первую очередь отдых нужен животным, дорогая крестница. Хорошо, если до конца пути нам не встретятся неожиданности вроде засады; я рассчитываю, что мы успеем проскочить в Портал до того, как нас, возможно, случайно опознают. Предпочитаю переоценить противника, чем недооценить. И если нас будут поджидать – лучше, чтобы при этом наши кони не были загнаны. У вас час, господа, – обернулся к остальным. – Полноценный час всем на отдых.
Как ни рвалась Ирис вперёд – благоразумие взяло верх.
Да к тому же, мужчины, явно не думающие в дороге об удобствах и чистоте, не догадались бы, что большую салфетку, прикрывающую корзину, собранную в дорогу заботливым Марком, можно использовать, как скатерть, постелив на траву, и, уж тем более, что несложным нашёптыванием можно отогнать мурашей и прочих насекомых от заманчивого куска холста с разложенными на нём вкусным хлебом, сыром и варёными яйцами. Брат Тук одобрительно хмыкнул, глядя на хлопоты «пажа», лёгким мановением руки привлёк
Как человек военный, верный своему слову, да ещё и привыкший не упускать ни малейшей возможности для сна впрок, Модильяни, наскоро подкрепившись, спокойно растянулся в тени ближайшей молодой ракиты и уснул, прикрыв лицо шляпой. Неподалёку прикорнулся Филипп. Заметив, как тот устало прикрыл глаза, Ирис почувствовала угрызения совести. Эти мужчины не спали всю ночь, обеспечивая её безопасность…
– Отдохни и ты, дочь моя.
Брат Тук легко вогнал в землю посох, и от того разлетелись во все стороны почти невидимые глазу брызги.
– Он покараулит и известит о возможном приближении чужаков. Брат Винсент знает мои методы, потому и не назначил караульного… Если тебе неспокойно – пройдись, да помолись, усмири мысли. А я пока прочту дневное правило, всем нам в помощь.
Ирис не совсем поняла про «дневное правило», но благодарно кивнула. Это мужчины привыкли проводить, порой, сутки в седле, а у неё сейчас ныли и спина, и ноги… Если прилечь по примеру остальных – подниматься потом будет ох как трудно. Лучше размяться.
Она наполовину пересекла жиденькую рощицу, напилась из ключа, бившего неподалёку, послушала птиц… и пошла на нечто жёлтое, видневшееся впереди в просветах деревьев. Что-то яркое, обеспокоившее, вдруг разбередившее в душе старые страшные воспоминания.
Вышла на цветущий луг и…
… вскрикнув, опрометью бросилась назад.
Не замечая, как задевают по лицу редкие ветви, чудом не натыкаясь на стволы деревьев, добежала до ручейка, и, не в силах более сдерживаться, опустилась на землю и горько заплакала. Перед глазами стояли яркие одуванчики, глазастые, пушистые, оставляющие следы от пыльцы на носу, щеках, пальцах; они выглядывали из луговой травы и улыбались ей, как в тот страшный день, когда…
Брат Тук, невесть откуда взявшийся, сидел рядом, гладил её по голове и тихо спрашивал:
– Ну, что, что тебя так напугало, дитя?
– Од-д-у… – шептала она, – о-о-дуван…
И никак не могла одолеть это трудное слово. Потому что горло вновь затянула позабытая, казалось бы, петля страха.
– А ну-ка, тише, – неожиданно сказал монах. Твёрдыми пальцами ухватил за подбородок, заставил на себя взглянуть. – Ну-ка, в глаза смотри, девочка!
Слёзы на щеках Ирис высохли сами собой. От взгляда Тука исходили спокойствие, уверенность и… защита.
– А это что такое? – Озабоченно хмурясь, он коснулся её шеи, кончиками пальцев провёл по ключицам, проглядывающим из ворота рубахи. В другое время этот жест возмутил бы девушку, но от пальцев монаха шло ощутимое покалывание, как от… рук эфенди, когда он учил свою джаным диагностировать.
– А ведь здесь всё было чисто, уже давно, – пробормотал брат Тук. – Не волнуйся, дитя, и ничего не бойся. Кто-то издалека пытается прощупать и возродить твои страхи, но мы ему не позволим, не позволим…