Когда враг с тобой
Шрифт:
— Ладно, не ной. Сейчас поймаем её. Всё нормально.
— Помолись, чтобы бог не допустил в её голову мысли насчёт наших автоматов.
Зинзе, натягивая камуфлированную куртку, заулыбался:
— Бог меня любит.
— Было бы за что, — ворчал Мамбеле, натягивая найденные у колеса штаны.
— Бог всех нас любит. Он милосерден, — продолжал разглагольствовать Зинзе, облекаясь в амуницию. — Закончу когда-нибудь свои военные дела и пойду в священники. У меня будет такой белый воротничок, а юные прихожанки, умиляясь, будут лепетать: «Святой отец, святой отец».
Он как следует проверил застёжки безрукавки, сделал небольшой глоток из
— Идёшь?
— Почему она орала? — запоздало удивился Зинзе. — Что-то её здорово напугало!
Мамбеле раздражённо отозвался:
— Здесь же проклятое место, чудовища тут обитают. Ногами шевели!
Новый протяжный истеричный крик раздался из-за холмов. Мамбеле и Зинзе присели от неожиданности. На душе захолодило. Что же тут происходит?
Не говоря больше ни слова, они помчались вдоль сухого русла.
Страх и ужас, которые слышались в протяжном безумном крике Лолиты, подстегнул и так торопящихся Джонни, Антона и Гамида. Хмурый, задумчивый Савватей замыкал шествие. Ему было тяжело физически — сказывался лишний вес, которым он всегда гордился, убеждая себя, что он придаёт ему важность. Сердце колотилось у самых висков. Что заставляло Лолу орать? — размышлял он. Её насиловали похитители? Её всегда все насиловали. Он лично её насиловал в удобное для себя время. Её этим не напугаешь. Савватей ухмыльнулся. И тут, как удар под дых, раздался новый вопль — безумный и оттого наполняющий душу холодом, — орали во всю мощь лужёных глоток двое мужчин.
Все встали как вкопанные. Было ясно, что орали Мамбеле и Зинзе.
— Что, вообще, там такое? — озадаченно спросил Джонни, не ожидая ни от кого ответа.
Этот вопрос прозвучал в мозгу каждого. Антон почувствовал впереди какой-то сгусток злой энергии. Савватею идти вперёд расхотелось. Ему сейчас не хотелось ничего. Всё, что бы ни делалось, было бессмысленным. Он не вернётся в прошлую жизнь, и это главная катастрофа, и он думал только об этом.
Гамид не думал, Гамид желал идти вперёд, чтобы победить или умереть…
Глава 8
Шамиль открыл глаза, потому что крики, протяжные и тревожные, могли разбудить даже мертвеца. Он удовлетворённо ухмыльнулся — он теперь знал, что Данилова держали в соседней комнате этого проклятого отеля и кричал старик не от физической боли, а от того, что видел в своём старческом сне. Возможно, ему приснилось, как его обижали негритосы, вот он и раскричался во сне. Это хорошо — терять старика не хотелось. Шамиль всегда чувствовал, где его ждала прибыль, и этот старик был просто набит золотом. Его не убили. Великолепно. Но сам Шамиль был в неволе, и все его люди сидели под замком. Сейчас это не так сильно занимало мысли Шамиля. Главное, что он хотел знать, — это как сложились дела у его главного оппонента — Арсана. Если его убили — это совсем другой расклад. Расклад плохой. С одной стороны, можно радоваться — основного бунтовщика уже не было, но с другой… Арсан очень опытный воин, и он, со своей верной пятёркой, был основной силой в многочисленной свите Шамиля. Кто его мог заменить? Если вдуматься — никто! Шамиль улыбнулся — главное, Данилов ещё существовал, а с неграми он по-любому разберётся, даже если умрёт — разберётся…
Данилов открыл глаза и долго лежал, тупо глядя в потолок, который как будто шевелился из-за толстого слоя насекомых. Первой его мыслью было «Как можно жить в таком гадючнике?».
Данилов внимательно оглядел место своего заключения. К чему его сон? Ясно, что мозг отреагировал во сне на события вчерашнего дня. А сегодня день обещал быть ещё страшнее — его вызовут для «последнего» разговора и будут жилы тянуть, чтобы он перевёл все свои деньги на бандитские счета.
Тут он снова усмехнулся — он сам был отъявленным бандитом, а теперь возмущается, что другие головорезы поступают не по закону. И всё-таки сон был очень реален. Он человек не сентиментальный, а сердце сжало так, словно очень близкое тебе существо звало на помощь. Может, Лолита? Но Лолу он просто желал, как женщину… Неужели она в мыслях уже быта близка ему?
Данилов тяжело вздохнул. Он проснулся, потому что кричала женщина, и этот крик его взволновал, а после закричал мужчина, и это тоже его очень взволновало. Очень сильно. Не могло всё это быть просто так. Кричала женщина, потом мужчина… Сначала женщина, потом мужчина… Мужчина…
— А! А! А-а-а. А! А-а. — Лариса блаженно выдохнула и открыла глаза.
Нависавший над ней Карен напрягся и тоже разразился криком эйфории:
— А-а-а! А-а-а!
Он ещё секунд десять приходил в себя, тяжело дыша Ларисе в лицо. Она повернула голову к двери. В узкой щели между дверным полотном и коробкой виднелось лицо Кондрата — всё время соития он наблюдал в эту щель. Встретившись с глазами Ларисы, он укоризненно покачал головой и плотно затворил дверь.
— Ну как? — Карен вытер потное лицо о подушку и отвалился в сторону.
— Что?
— Не обиделась, что я залез на тебя?
— Я твоя пленница.
— Была пленницей. Теперь всё по-другому.
Лариса усмехнулась — неужели Карен признаётся ей в своей симпатии?
— Я не пленница?
— Ты моя гостья.
— То есть я могу встать и уйти?
— Ты этого желаешь?
— Я здесь загостилась.
— К сожалению, отпустить я тебя не могу, пока не найду свою жену.
— Она изменяла тебе с моим муженьком.
— Вот я и разберусь с ними… С обоими.
Карен встал с постели, натянул плавки, стал надевать рубаху.
— Заметь, теперь к тебе совсем другое отношение, — заговорил он миролюбиво. — Тебя не обижают.
— Кондрат обещал мне это.
— А я это тебе гарантирую.
— Ага. — Лариса хитро прищурилась. — То есть я могу отказать тебе в близости?
Карен внимательно посмотрел на неё, застёгивая запонки на рукавах. Что же изменилось за эти дни, если большая часть его мыслей была только о ней. Раньше в нём кипела ярость, и Лариса была его главным врагом. Она и её папаша. Теперь она уже была врагом, а вот Данилов остаётся и останется врагом навсегда.