Когда врут учебники истории. Прошлое, которого не было

Балабуха Андрей Дмитриевич

Третий указ, касавшийся потомков Сусанина, появился в правление царей Ивана и Петра Алексеевичей в сентябре 1691 года. Он подтверждал права детей Антониды и Богдана Собинина на пустошь Коробово, полученную их родителями в 1633 году («владеть им Мишке и Гришке и Лучке и их детям и внучатам и правнучатам и в род их во веки неподвижно»), а также их привилегии и статус белопашцев («никаких податей, кормов и подвод и наместных всяких запасов и в городовые проделки и в мостовщину и в иные ни в какие подати с тое пустоши имати не велели»).

Памятная медаль в честь избрания королевича Владислава Вазы (будущего польского короля Владислава IV) на русский трон.

1610 г.

За что же все эти не слишком, может, обильные, но явные милости? Многие историки сходятся на том, что Богдан Собинин просто-напросто придумал эпизод с поляками и подвигом, оставшись без поддержки старосты-тестя, убитого разбойниками. Жить-то

надо! И подал челобитную царевой матери, инокине Марфе [307] , к чьим просьбам, рекомендациям и советам в первые годы царствования, особенно до возвращения из польского плена отца, патриарха Филарета, Михаил очень прислушивался. Надо сказать, разного рода прошениями по случаю «разорения Смутного времени» государь был буквально завален – всяких компенсаций, пожалований и освобождений от тягла он в первый год царствования подписал несметное множество. В такой обстановке серьезно расследовать, а был ли подвиг, и некому было, да и незачем. Одним белопашцем больше, одним меньше… С другой стороны, и собининская афера была для того времени в порядке вещей – как только ни исхитрялся народ, чтобы освободиться от податей или хоть поослабить чуток тягловое бремя.

307

Помните, «по нашему царскому милосердию и по совету и прошению матери нашей, государыни великой старицы инокини Марфы Ивановны»?

Приезд выборных от Земского собора в Кострому.

Рисунок из «Книги об избрании на царство царя Михаила»

Наконец, в царствование Анны Иоанновны потомок Сусанина «Иван Лукоянов сын Собинин», которого «положили в тягло в равенстве», подал на высочайшее имя челобитную, прося подтвердить свой привилегированный статус. Ответ не замедлил – в указе от 19 мая 1731 года говорилось: «в прошлом <…> приходил из Москвы из осад на Кострому блаженной и вечной достойный памяти великий Государь Царь и великий князь Михайло Федорович, с матерью своей с великой государыней инокиней Марфой Ивановной и были в Костромском уезде в дворцовом селе Домнине, в которую бытность их Величеств в селе Домнине приходили Польские и Литовские люди, поймав многих языков, пытали и расспрашивали про него великого Государя, которые языки сказали им, что великий Государь имеется в оном селе Домнине и в то время прадед его оного села Домнина крестьянин Иван Сусанин взят оными Польскими людьми, а деда их Богдана Собинина своего зятя оный Сусанин отпустил в село Домнино с вестью к Великому государю, чтоб Великий государь шел на Кострому в Ипацкий монастырь для того что Польские и Литовские люди до села Домнина доходят, да он Польских и Литовских людей оный прадед его от села Домнина отвел и про него великого государя не сказал и за то они в селе Исуповке прадеда его пытали разными немерными пытками и, посадя на столб, изрубили в мелкие части, за которое мучение и смерть оного прадеда даны деду его Богдану Собинину Государевы жалованные грамоты…»

В этом документе, составленном на основании лукояновской челобитной, впервые упоминаются два обстоятельства: в подвиге участвовал не только сам Сусанин, но и его зять [308] , уже знакомый нам аферист Богдан Собинин; а злобные ляхи не одного Сусанина отловили, но пытали многих. Первое дополнительно обосновывает претензии Лукоянова, второе предает всей истории большую масштабность. Правда, сам Богдан Собинин – по скромности, очевидно, – о собственной роли в событиях 1619 года умолчал, но теперь, как видите, справедливость восторжествовала.

308

Как считает уже упоминавшийся нами историк-краевед Зонтиков, если бы Богдан Собинин участвовал в спасении царя, об этом неременно шла бы речь в грамоте 1619 г.

Становление.

Миф монархический

В середине мая 1767 года, важнейшего в первой половине ее царствования, в Кострому, совершая вояж по стране [309] , наведалась императрица Екатерина II. Монарший визит был отнюдь не случайным: здесь дважды во всеуслышание прозвучало утверждение ее преемственности по отношению к основателю дома Романовых. То есть происходила легитимация Екатерины II, как известно, не имевшей никаких прав на российский престол – ни по наследству, ни по завещанию.

309

Знаменитое путешествие Екатерины II по Волге, начавшееся 2 мая в Твери и завершившееся 5 июня в Симбирске.

На следующий день по прибытии государыни в Кострому об этом говорил в Успенском соборе архиепископ Дамаскин, которому воцарение Михаила представлялось главным и едва ли не единственно важным событием в истории города. «Предок Вашего Императорского Величества, Михаил Федорович, от Литовских и Польских людей искомый, в пределе того крестьянином Иваном Сусаниным утаен бысть и сей же, про прошению духовных и мирских, нарочно от Царствующего Града Москвы, присланных чинов, принял скипетр Российского Государства, но радость оная ово тогдашнего ради смятения и мучения оными людьми реченного Сусанина ведавшего где, и не сказавшего им про него даже до смерти, ово ради матери его Государыни Великой Старицы Марфы Иоанновны, о младом своем сыне во столь многомятежное Всероссийское время на рамени свои восприемлющем, с плачем растворялась».

Именно в этот момент подвиг Сусанина впервые стал частью истории возведения Романовых на престол и слился с нею, утверждая идею народной любви и преданности царствующему дому. Одновременно Екатерина II

была признана наследницей московских царей: «…вниди в град сей, вниди путем, им же прием скипетр Всероссийского Царства, шествовал достохвальный прадед твой Михаил Федорович».

Чуть позже, уже в Ипатьевском монастыре, генерал-поручик А.И. Бибиков [310] говорил, обращаясь к императрице: «Преславно и знаменито время здешней стране и граду, в которое Всевышнему судилось возвести на Всероссийский престол вечно прославления достойного Государя Царя Михаила Федоровича, прапрадеда Вашего Императорского Величества, и тем избавить многими мятежами уже изнуренную Россию от всеконечного ее разрушения».

310

Бибиков Александр Ильич (1729–1774) – государственный и военный деятель, генерал-аншеф (с 1771 г.). Выдвинулся в ходе Семилетней войны. В 1767 г. – председатель Уложенной комиссии. В 1773 – начале 1774 г. руководил военными действиями по подавлению Пугачевского мятежа.

Екатерина II чутко уловила пропагандистское значение сусанинского мифа, и потому в декабре того же 1767 года все привилегии потомков «спасителя династии» (к тому времени их, между прочим, насчитывалось аж 153 человека) были в очередной раз подтверждены соответствующим монаршим указом.

Правда, в литературе за время ее царствования сусанинская история всплывала всего дважды, да и то как-то мимоходом – в труде Ивана Васькова «Собрание исторических известий, относящихся до Костромы» в 1792 году и в «Зерцале российских государей» Тимофея Мальгина в 1794-м.

Оно и не удивительно: мифу еще предстояло расцвести – уже на следующем этапе.

Расцвет.

Миф патриотический

В XIX веке потомки Екатерины II уже мало задумывались о легитимации своего положения на троне – время сделало свое дело. Зато для цементирования разноплеменной Российский империи понадобилась общегосударственная патриотическая идея. В окончательном виде она сформировалась в царствование Николая I, в 1834 году, когда Уваров [311] огласил свою знаменитую триаду «православие, самодержавие, народность» – тезис, и в наши дни находящий отклик во многих (слишком многих!) душах. Однако вызрела-то эта «официальная теория народности» не враз… И сусанинский миф, хорошо подогретый патриотическим пафосом Отечественной войны 1812 года, пришелся тут очень в жилу.

311

Уваров Сергей Семенович (1786–1855) – граф (с 1846 г.), государственный деятель, почетный член (с 1811 г.) и президент (в 1818–1855 гг.) Петербургской АН. В 1833–1849 гг. – министр народного просвещения, инициатор принятия Университетского устава 1835 г.

Не собираюсь слишком долго занимать ваше внимание, отслеживая каждое упоминание об Иване Сусанине в литературе. Достаточно назвать «Словарь географический Российского государства» Афанасия Щекатова, «Словарь достопамятных людей в России» Бантыш-Каменского [312] , «Русскую историю в пользу воспитания» С.Н. Глинки [313] , учебники Константинова (1820 г.) и Кайданова (1834 г.); в области художественной литературы – думу Рылеева «Иван Сусанин» и драму Полевого [314] «Костромские леса»; на сцене – оперы Кавоса [315] «Иван Сусанин» и Глинки «Жизнь за Царя» (последняя, кстати, была написана с подачи В.А. Жуковского [316] )…

312

Бантыш-Каменский Дмитрий Николаевич (1788–1850) – российский историк и археограф, автор трудов по истории Украины и «Словаря достопамятных людей Русской земли» (тт. 1–8,1836–1847).

313

Глинка Сергей Николаевич (1776–1847) – русский писатель, помимо литературных трудов обретший известность патриотической деятельностью во время Отечественной войны 1812 г. Издавал журнал «Русский вестник» (1808–1820 и 1824), автор исторических пьес «Наталья, боярская дочь», «Минин» и др., повестей, стихов, а также труда «Русская история» (ч. 1–14) и мемуары, в том числе «Записок о 1812-м годе» (1836).

314

Полевой Николай Алексеевич (1796–1846) – русский писатель, журналист, историк, член-корреспондент Петербургской АН (1831). Издавал журнал «Московский телеграф» (запрещенный в 1834 г.). Один из первых в России идеологов буржуазного прогресса; осуждал дворянскую аристократию за отсутствие национального чувства. Автор исторического романа «Клятва при гробе Господнем» (1832), романтических повестей («Живописец» и «Блаженство безумия»; обе 1833), а также «Истории русского народа» (тт. 1–6, 1829–1833), полемически направленной против Н.М. Карамзина.

315

Кавос Катерино Альбертович (1775–1840) – российский композитор и дирижер, выходец из Италии, с 1799 г. работавший в Санкт-Петербурге. Создатель опер «Илья-богатырь» (1806), «Иван Сусанин» (написана в 1812 г., поставлена в 1815 г.), оперы-водевиля «Казак-стихотворец» (1812) и др.

316

Либретто Жуковский предполагал писать сам, однако, написав лишь одну сцену, от дальнейшей работы отказался и «сдал», как говорит Глинка, оперу посредственному поэту из числа придворных Николая I, барону Розену. Общий план оперы составил сам Глинка.