Шрифт:
Маленькая смерть собаки.
Маленькая смерть птицы.
Нормальные размеры
Человеческой смерти.
И. Бродский
Воскресенье. Утро
За ночь у Горбунова вырос клык. Проснувшись от значительного неудобства он понял, что причиной неприятности оказался некий предмет торчащий справа изо рта. Выплюнуть его не получилось и потускневшая амальгама на двери платяного шкафа у окна, сомневаясь в реальности произошедшего, неуверенно отразила торчащий из под верхней губы зуб. Не какой-нибудь там керамический резец из голливудской улыбки, а самый настоящий, боевой, в зазубринах, желтый клык сантиметров трех длиной. Отражение глаз, однако, не содержало никаких намеков на кривоглазие, чем сразу была опровергнута возможность известной литературной версии произошедшего. Испытывая даже некое разочарования от не случившегося, Горбунов, постоянно проверяя пальцем наличие обновы, вспомнил все.
Субботним вечером, радуясь в очередной раз пришедшему из далекой Ухани коронавирусу и карантину, давшему возможность постоянно носить маску
Легко поднявшись по ступенькам и открыв звякнувшую дверь Горбунов испытал, подобно обмороку, легкое головокружение. Стеклянные прилавки сдвинулись, поплыли перед глазами, но, обретя фокус, окончательно сформировались в некий интерьер, не аптеки, но лаборатории в подземельях Августа Саксонского. “Надо же, и когда успели ремонт сделать”, – приходя в себя, удивляясь необычному дизайнерскому решению подумал он и, поправив маску, остановился у витрины насыщенной яркими импортными фасадами коробок. На звонок вышла скукоженная женщина лет сорока с большим круглым безбровым лицом, напоминавшая ключницу. Жозефина, а именно так гласила надпись на ее бейдже: “Жозефина М”, была без маски, в белой измятой накидке, ее тонкие синие опасные губы кривились в усмешке. “Чево изволите”, – глухо позвякивая связкой латунных ключей в руке, недовольно просипела она. Горбунов хотел поинтересоваться куда делась недолюбившая и потому недолюбливавшая его блондинка, вечно требовавшая у него рецепты, но, благоразумно промолчал и, обдумывая странное имя аптекарши, перечислил перечень препаратов. Скрипя, как ему показалась, деревянной ногой, ключница, не закрыв грубо сколоченную дверь, удалилась в подсобку.
В ожидании заказа, избегая взглядом надписей с большим количеством цифр, Горбунов пробежался глазами по ближнему прилавку. Внимание его привлек футляр с изображением зуба напоминавшего выкорчеванный пень Мафусаила. Ярлык прикрепленный к коробке гласил, что данное средство способствовало ускоренному росту зубов у пожилых людей и стоило это чудо всего то двадцать восемь рублей. Насмехаясь своей проницательностью над неуклюжестью методов продавцов никому не нужных препаратов, Горбунов громко, в незакрытую дверь, присовокупил эликсир к заказу.
Вынес же весь заказ, включая загадочную коробочку со снадобьем, странный седой провизор в маске с изображением оскала скелета. “Хиппи”, – приветливо подумал Горбунов и обратил внимание, что на белом халате аптекаря, ниже маски, справа, где-то в районе ключицы, бурело небольшое пятнышко. Кривя темным глазом вбок, сутулясь, аптекарь просунул в узкую щель под стеклом кучу разноцветных коробочек, пробормотал что-то похожее на “Пжалста” и, ощутимо хромая на левую ногу, средневековым туманом испарился за темной дверью подсобки. “А деньги, – крикнул Горбунов, но голос глухо ударился в закрытую дверь и, отразившись, вернулся обратно без ответа. Потоптавшись немного, Горбунов еще на раз пересчитал смятые купюры, выложил на прилавок, подумал про сдачу, но, махнув рукой, сложил лекарства в пакет и поспешил прочь
Выходя на улицу он вновь ощутил небольшое головокружение, остановился оглядываясь, но будто большая ладонь подтолкнула его в спину, дверь звякнула, закрылась и послышался глухой щелчок закрываемой щеколды. “Странно, – подумал Горбунов, – до закрытия еще часа два”, но, радуясь, что лекарства он получил в этот раз без мучительных препираний по поводу отсутствия рецепта, быстро забыл это происшествие, и купив пирожки с картошкой на ужин, поспешил домой.
Июльский вечер был жгуч и безветрен. Желтое марево раскаленным дымом накрыло город. Но город пропал еще вчера. Сбежал сплошным потоком машин, переполненными электричками, на дачи, на челябинские озера, куда угодно, подальше от пекла, вырвавшись из под карантина, дурея от прикосновения к шагреневой коже свободы. Город пропал. Ленка пропала тоже. Горбунов несколько раз подряд набрал ее номер. Гудки звучали одинаково, будто гулкие шаги в нигде. Один раз ему показалось, что там, за гудками, кто-то хрипло дышит, но шорох стих, и зуммер продолжал измерять пустоту. Горбунов злился недолго. Он отключил телефон, с трудом снял мокрую от пота футболку и, раздевшись до трусов, включил телевизор. Ютуб грузился дольше чем обычно. Горбунов включил чайник и, сунув пирожки в микроволновку, отправился в душ. Обида, смытая струями воды вместе с потом, закрутилась кориолисовой силой и исчезла в сливном отверстии. Горбунов мысленно попытался проследить ее путь дальше, но мохнатое полотенце перепутало волосы и мысли. Он зевнул и вышел в комнату. Носатый чайник щелкнул, освобождая воду от интенсивного парообразования и та еще долго возмущалась шумя пузырями молекул. Одеваться не хотелось. Он налил чай, вытащил из микроволновки теплые пирожки и, постелив на решетчатое сиденье табуретки полотенце, уселся за стол перед телевизором. Ютуб давно загрузился. Пролистав несколько политических каналов, Горбунов включил наугад ролик про реликтовое холодное пятно. Ролик был скучен. Юный ютубер в очках постоянно сбивался, глотал слова и эмоционально поднимал согнутые в локтях руки у груди будто рассекал на невидимые отрезки темную материю Вселенной. Горбунов просмотрел пару литературных роликов, где Быков в очередной раз раскладывал главного героя повести N на составные части, извлекая печень, желудок и прочую литературную требуху. Горбунов не любил вивисекцию и снова набрал Ленкин номер. Женщина-робот равнодушно сообщила, что абонент, забрав с собой пустоту, находится вне зоны. Горбунов расстроился снова, но вспомнил, что не принял лекарства, прошел ко входной двери, отведя взгляд от зеркала в пол и взял пакет у входа. На кухне он не спеша извлек упаковки с пилюлями и налил в чашку воды из крана. Таблетки оказались на редкость горькими. Морщась, он закинул пустой пакет в шкаф, но зрением охотника обратил внимание на странную траекторию пакета. Он наклонился и заглянул внутрь пакета. “Ага,
“Бред, – ошалело сказал Горбунов, ознакомившись с инструкцией, – бред или развод! Нет, развод! Веселый такой развод за двадцать восемь рублей”, – и он ухмыляясь, еще на раз прочитал руководство. Документ утверждал, что для устойчивого роста зубов необходимо раздеться догола и, дождавшись десяти часов вечера, три раза прополоскать эликсиром рот. Раздеваться ему уже не требовалась и он, широко улыбаясь во все три зуба, направился в ванную за шваброй, однако, проходя мимо зеркала, сморщился, попробовал втянуть живот, передумал и вернулся к телевизору.
Темнело. Потянуло северным ветром. Горбунов открыл ноутбук, сосредоточился, но работать не хотелось и он отворил окно, пуская прохладу в дом. Качнулись шторы и как то совсем неожиданно маленькая стрелка настойчиво указала на десять часов, а большая тенью пересекла зенит циферблата и заскользила вниз. “Глупости какие”, – пробормотал он, но достал флакон с эликсиром, крутанул крышку и вылил в чашку содержимое. Запахло дымом. Он наклонил чашку коснувшись языком темной ароматной жидкости. “Полынь, точно полынь” – рассмеялся он и гулко, как детстве, прополоскал рот и горло. А потом позвонила Ленка и радостно сообщила, что она гуляла во дворе и оставила телефон дома, а потом у него кончилась зарядка, а потом она его зарядила, и вот наконец звонит ему. Прозвучало все не очень складно, но он был рад что она позвонила, что с ней все в порядке, они еще немного поболтали, но разговор свернулся сам собой, и он пожелал ей доброго сна. Причин для тревоги не осталось, за открытым окном шевелили теплыми листьями тополя, пахло грозой и Горбунов уснул и завтрашний день сумрачным рассветом медленно вошел в его в комнату.
Воскресенье. До полудня
Ранним воскресным утром, когда тени домов еще дремали на прохладном ночном асфальте, а солнце было таким маленьким, что даже на цыпочках не могло приподняться над крышами хрущевок, Горбунов мрачно сидел у зеркала и терпеливо пытался спрятать клык под нижней губой. “Шила в мешке не утаишь, – спустя час разочарованно вздохнул он, – придется и на работе ходить в маске”. Ему, скептику, отвергающему любую мистику, пришлось признать, что метаморфоза произошедшая с ним не имела разумного обоснования. Впрочем утреннее событие не должно помешать неумолимой логике его умозаключений. Перво-наперво возникала необходимость определения своей возможной принадлежности к племени вампиров. Однако, гугл идентифицировал вампиров как существ враждебной сумеречной Европы, а исконно нашим, родным кровопийцей, увы, был ущербный упырь. Горбунов считал себя патриотом, но упырем быть не хотел, тем более, что рубиновая капелька крови с проколотого скарификатором безымянного пальца, которую он осторожно слизнул, не вызвала обильного слюноотделения, а солнечные лучи зрелого дневного светила, перевалив через крышу соседнего дома, не повредив кожи коснулись его щеки. “Не упырь, – облегченно вздохнул он, – даже без петуха не упырь. Но кто я?» Следующая мысль осознавалась весьма логичной, хотя и немного грустной. “Я – это я, и никаких изменений со мной не произошло, а всему виной магический эликсир, а может даже и не магический вовсе, а военная разработка, и сейчас, в том числе и над ним, проводятся тайные исследования на людях ”. Горбунов не принадлежал к конспирологам, но вспомнил подозрительный интерьер помещения, скрюченного седого провизора с капелькой крови на отвороте халата и Жозефину в белой накидке на голое тело. “Маскировка, сто пудов маскировка”, – предположил он, потому как конспирологическое объяснение трансформации давало возможность держаться на поверхности сознания. “Но почему клык, и почему один” – и разум его вновь погрузился в кровавую пучину вторжения армии боевых вампиров в беззащитный ночной город. Горбунов окончательно запутался, мысли его смешались, и он подошел к распахнутому окну.
Раскаленная реальность кипящей звезды, переливаясь через край горизонта, неотвратимо заполняла город. Одинокие горожане, будто брошенные улетевшей стаей подранки, изредка пересекали опустевший перекресток, испуганно огибая застывший на пешеходном переходе желтый автобус, из под капота которого шел дым. Водитель со знакомым акцентом гулко говорил знакомые слова. Был полдень. Мысли загустели вытягиваясь в тягучую неторопливую струю осознания происходящего. Или произошедшего. “Таинственное зелье, вот источник превращения. Инструкция утверждала, что микстура предназначена для роста зубов, во множественном числе, но почему вырос один и большой? А может разгадка находится в том, что для каждого зуба своя коробка? Например – эликсир для роста правого клыка верхней челюсти, как в его случае, или, предположим, микстура для прорезывания второго моляра нижней челюсти. А негодяй провизор без объяснений сунул ему первый попавшийся флакон по случайности оказавшийся тем чем он оказался. И рост клыка, за исключением необычной скорости прорастания, обычная случайность, а значительный размер его связан с отсутствием остальных зубов, все просто. Но тогда остается только приобрести оставшиеся двадцать восемь флаконов эликсира, разобраться с клыком переростком у стоматолога и все. А получить эти драгоценные коробочки можно в той самой зельнице с интерьером времен Бёттгера. Закончив очередное умозаключение победным жестом согнутой в локте руки со сжатым кулаком, Горбунов выбрал наименее мятую футболку, надел маску, напялил сланцы и спустившись вниз вышел на крыльцо. Огненная ладонь ада схватила его. Он тяжело задышал, освободил из под маски нос и осмотрелся. Теневые места отсутствовали и он, отдирая сланцы от раскаленного асфальта, обреченно двинулся через пешеходный переход, мимо желтого автобуса к крыльцу аптеки на противоположной стороне улицы.