Когда вырастали крылья
Шрифт:
Баранов познакомил Рошаля с обстановкой на фронте. Многие офицеры тайком бегут к Дону, где контрреволюционный «Войсковой круг» собирает силы. Стихийная демобилизация, вызванная приказом Щербачева, на руку генералам и атаманам. Вот почему Военно-революционный комитет решил создавать свои вооруженные отряды. В восьмой армии такой отряд уже есть. Командует им поручик Геккер, человек надежный - он вступил в партию большевиков еще до октябрьских событий в Питере.
– Правильно решили!
– обрадовался Рошаль.
– Сила силу ломит. В Бессарабии наши товарищи объявили призыв в «Особую революционную
На другой день, когда они приближались к штаб-квартире генерала Щербачева, Баранов приметил конный патруль казаков. Он отозвал Рошаля в сторону:
– Нас всего десять делегатов. Не вызвать ли и нам надежный патруль? [31]
Рошаль подумал и не согласился:
– Теперь поздно…
А через несколько шагов остановился, тихо сказал Баранову:
– Мы в «Крестах» сидели в одной камере. При мне там была на стене надпись. Чем ее только выцарапали?…
– Была, - вспомнил Баранов.
– Первая строка из «Варшавянки».
– Да. «Вихри враждебные веют над нами…» Так было, так еще будет… Они вызвали казаков? Они окружают себя охраной? Значит, не мы их - они нас теперь боятся. Пошли!
* * *
– Опаздываете, господа большевики…
Переступив порог, Рошаль остановился, удивленный таким обращением. Оглядел большую приемную командующего. За столом, на председательском месте, сидел не генерал, а какой-то офицер в звании капитана. И весь ряд стульев у левой стены занимали офицеры. Они чуть повернули головы к дверям, и никто не встал, демонстративно выказывая пренебрежение к официально приглашенной делегации.
– Опаздываете, господа большевики, - повторил сидевший за столом офицер.
– Дисциплины не знаете.
– Он метнул злобный взгляд на Рошаля.
– Почему одет не по форме?
В приемную вошли только Рошаль и Баранов, остальные делегаты, ожидая вызова, толпились в коридоре. Баранов явился в солдатской, аккуратно подогнанной шинели, а на Рошале поверх матросского бушлата была кожанка, перехваченная ремнем. Широкие брюки заправлены в сапоги.
Рошаль обратился к Баранову:
– Мы не ошиблись дверью, товарищ председатель Военно-революционного комитета?
– И небрежно кивнул головой в сторону капитана: - Кто такой?
Баранов приподнял худые плечи, недоуменно развел руками:
– Есаул… И зачем сюда пожаловал? Понять не могу.
– Потом резко повернулся к недвижно сидевшему ряду офицеров и принял стойку «смирно»: - Нуте-с, господа, извольте встать и представиться. Перед вами товарищ [32] Рошаль, полномочный представитель Совета Народных Комиссаров.
– Он отдал Рошалю честь и опять обратился к офицерам: - Кто тут старший?
– Отставить! Забыл, хам, где находишься?
Баранов
– Есаул Сливинский, - сказал он Рошалю.
– Тридцать седьмой казачий полк. Вежливости не обучен, да и к чему она ему? Знает, что казаками осталось недолго командовать, выслуживается теперь перед «Национальным комитетом».
Офицеры возмущенно зашумели. Некоторые даже встали, приняв угрожающие позы. И снова есаул взревел командой «Отставить», но уже адресованной к офицерам:
– Самосуда не позволю! У меня есть приказ генерала Щербачева касательно этой встречи. Приступим к делу, граждане комиссары…
Рошаль между тем продолжал разговор только с Барановым:
– Щербачев отдает приказы, хотя я телеграфировал, что без моей подписи ни один его приказ не действителен. Щербачев знает об этом сборище?
Есаул Сливинский схватил со стола какую-то бумагу и, широко расставляя ноги, пошел на Рошаля. Дорогу ему преградил Баранов. Есаул вскипел:
– Эй, председатель ревкома, калиф на час, не путайся… Я дипломатической вежливости не обучен, и мне она… - есаул зло, матерно выругался.
– Сколько мне еще командовать - один бог знает, только ваше время кончилось. Иди сюда, питерский комиссар. Подпиши бумагу, что слагаешь с себя полномочия.
Рошаль приблизился к Баранову. С подчеркнутым спокойствием, будто угроза есаула его не касается, сказал:
– И еще надо проверить, отменил ли Щербачев свой приказ о демобилизации. Все это мы выясним только у него. Разыщем его хоть под землей. Пошли!
В дверях два казака скрестили штыки винтовок. Есаул махнул рукой молоденькому хорунжему, и тот, распахнув форточку, по-разбойничьи свистнул. Ему отозвался цокот копыт. Конный разъезд полукругом выстроился перед зданием.
А в коридоре штаба уже шла потасовка. На каждого делегата навалилось по нескольку казаков. Баранов кинулся [33] к столу, где стоял телефон, но аппарат перехватил какой-то хорунжий.
– Не будет вам подмоги, - злорадствовал хорунжий.
– Не будет…
Есаул Сливинский взглянул на часы.
– Вот и кончились переговоры.
– Он с наслаждением разорвал бумагу, а клочки спрятал в карман.
– Покажу генералу, как питерский комиссар принял его условия. Хорошие мы дипломаты, господа большевики?
Рошаль и теперь не потерял самообладания:
– Есаул, не забудьте сказать генералу, что он несет ответственность за этот мерзкий фарс, который вы разыграли в его штаб-квартире.
– Не пугай, комиссар! Сами разберемся, кто прав, кто виноват. А пока поехали.
3
Их вывели во двор. Рошаля и Баранова втолкнули в машину командующего, остальных насильно посадили в две брички и в сопровождении конного патруля повезли на окраину Ясс. За городской чертой арестованных ждал румынский пикет. Есаул Сливинский с помощью переводчика обратился к старшему пикета - румынскому офицеру. Слушая переводчика, тот лишь согласно кивал головой, подозрительно косясь на Рошаля и на прибывшего из Одессы члена делегации - большевика Рога. Арестованных построили в одну линию, затем румынские солдаты отвели Рошаля и Рога в сторону.