Когда я без тебя… (сборник)
Шрифт:
Когда-то я просила разрешить обнять твои прохладные колени в промозглой тишине. Сейчас в такой же тишине у меня просьб не осталось.
Вот, я шла к любви через всю жизнь, позволяя себе передышки у брусничных кустов. Я добралась до нее уже не такой, какой была на старте пути. С печальной улыбкой, в которой отражались многочисленные неудачные опыты, с потеками туши — клейма моей женской несвободы, с тяжестью спонтанных решений за спиной, с наивным бредом пересоленных дней в голове. Я была уже не такой, какую ты мог бы мальчишкой увидеть во сне. Я снилась тебе? Нет, скорее всего совсем не снилась.
Я засыпала в твоих ногах, как приблудная собака. А ты сгребал меня прямо на пороге моей квартирки, на пыльном полу, не успев раздеться и раздеть меня. У нас было так мало времени и так много желаний. Ты еще пытался как-то длить мгновение, но я, дрожа от нетерпения, истекая соком желания, горячо шептала, извернувшись, прямо в ухо: «Разорви меня! Быстрее!» Я сходила с ума. Я не хотела врать самой себе. Я кричала о том, что люблю. В остальных случаях мы, женщины, слишком часто отмалчиваемся, переполненные чувствами, — чтобы не расплескать…
Теперь все прошло. Больше нет смысла перелистывать страницы назад. Теперь я не боюсь поражений в немой борьбе без тебя…
Вчера позвонила тебе. Вроде неплохо поговорили. Но эти паузы между каждым сказанным словом. Холодные. Шуршащие. Убивающие всякую теплоту в сердце. «А я уезжаю…» — «Надолго?» — «Не знаю. Пока не знаю…» — «Наверное, так будет лучше, родная…» — «Я тебе уже не родная… Скорее всего…» — «О, не начинай!» — «Нечего начинать… Ты там береги себя…» — «Буду. И ты… Во сколько улетаешь?» — «Какая теперь разница… В 14:10. Из Домодедово…» Зачем я аэропорт-то назвала? Все еще надеюсь, что ты примчишься, прорвешься сквозь все контроли, закричишь: «Вернись!» Как в романтической картине. Обнимешь меня, и мы вместе порвем билет…
Я полюбила пустые страницы. Уже которая по счету. Буду оставлять их незаполненными, исписанными невидимым «люблю». Вся любовь сердца пусть изливается на пустых страницах дневника…
Оказывается, большую часть дневника я написала в прошедшем времени. Итак, все уже решено…
У меня в груди связка воздушных шариков, на которых так легко взлететь, которые так легко проколоть… Кажется, второе вероятнее…
Перелистываю страницы в обратном порядке. Неужели все, что я написала, лишь фантазии, самообман, красивые слова, рожденные небывалым чувством? Какой бы ни была развязка нашей причудливой истории, этот дневник я оставлю здесь, в аэропорту. Просто «забуду». Мне нужно стать реальнее. Еще реальнее…
Почему именно мне нужно идти дальше без героя моего романа? Догонит ли он меня за поворотом? А вдруг догонит через много лет? Или просто забудет вообще?
А вдруг — больно даже думать — ты не мой герой?!
Как там пелось в песне? Мне бы просто знать, что где-то ты живешь, — и, клянусь, мне большего не надо…
Мне б хотя бы мельком повидать тебя — и, клянусь, мне большего не надо.
Кажется, это из той же песни? Или я сама это придумала?..
Пью
Это ты идешь или… мне кажется?
…
Москва, 2008–2009
Мне тебя обещали
Моему родному Чингизу.
Спасибо за твою временами неодобрительную улыбку и за то, что ты всегда рядом.
C благодарностью Оле Ткачевой.
Ты делаешь меня лучше, солнце.
Когда хочется уйти от того, что причиняет боль, кажется, будет легче, если повторишь вспять уже раз пройденную дорогу.
Часть I
От тебя…
Величайшее несчастье — быть счастливым в прошлом.
1
В моей жизни давно не случалось ничего примечательного. Сплошные повторы изо дня в день. Вплоть до мелочей. Адская трель будильника, который так и подмывает выбросить с балкона. Не решаюсь — он подарен ею, на Хэллоуин. «Страшнее презента не придумаешь, дорогой! В магазине сказали, что его звонок разбудит даже мертвого». Холодные тапочки, которые оказываются где угодно, только не у кровати. Всегда хочу плюнуть и не искать их, но ступить босиком на ледяной пол ванной — это похуже любого будильника. Поэтому первые десять минут после пробуждения уходят на поиски шлепанцев. Обычно они оказываются в разных неожиданных местах, как будто я застал их за игрой в прятки.
Потом быстрый душ с закрытыми глазами, нездоровый завтрак — растворимый кофе (лень заваривать), лицемерное «Доброе утро!» от излишне любопытной соседки (ей дай волю, она и под кровать ко мне заглянет) и быстрые шаги в сторону метро. Ничего примечательного. Заурядный день обычного человека. Таких, как я, миллионы. Особенно в больших городах. И исчезновение одного из нас пройдет незамеченным. Я из-за этого не переживаю. Абсолютно. Только временами задумываюсь, когда вижу в утренней давке вагона мужчин моложе меня. В них еще есть энтузиазм, глядишь, некоторые даже улыбаются. Скоро они станут похожими на меня, а я стану похожим на тех, кто уже не живет. Доживает. Я пока еще барахтаюсь. Если задумываюсь о чем-то, значит, жив. Но до поры сплошных рефлексов и атрофировавшихся чувств осталось мало. И я обязательно дойду до окончательной точки разложения, если не… Какая дурацкая ирония: когда зависит от нас мало, наши планы и надежды все чаще начинаются с беспомощного «если».
А ведь еще каких-то восемь месяцев назад было все иначе. Была Венеция и сплетение рук в ускользающих тенях Сан-Марко. Было лето и волнистые страницы любимых книг — мы их перечитывали на пляже, а с волос капала соленая вода. Были волшебные вечера на кухне за кружкой чая и солнечные мысли, посещающие просто так. Я не романтик, хотя, признаюсь, когда-то был им. Просто оживляю себя воспоминаниями, чтобы счетчики окончательно не обнулились. Каждый забывается по-разному. Кто-то ищет спасения в водке, кто-то в иллюзиях, кто-то — в прошлом. Если я ищу спасения, значит, я еще верю? Или это всего лишь обезболивающее на время?