Когда я тебя потеряла
Шрифт:
– Нет, не говори так.
Я весь сжался, испытывая неловкость от этого комплимента. Если бы она только знала, насколько далеким от альтруизма было мое согласие рассказать ей все.
– Я ничего такого не совершил… Впрочем, мои поздравления, – сказал я, поднимая свой бокал. – Хорошо, что ты вернула себе саму себя.
Молли наклонилась ко мне и чокнулась.
– За выздоровление, – прибавила она, указывая на мое плечо.
– И за выздоровление.
Мы оба сделали по глотку. Я осознавал, насколько близко мы сидим друг к другу. Если я слегка подвину колено влево, то коснусь ее колена. Как она тогда себя поведет? Я не хотел
– Иногда я подумывала о том, чтобы уйти из «Торрингтон Медиа», – глядя на воды бухты, тихо произнесла она, – не сейчас, но, быть может, когда-то…
– Это будет храбрым поступком.
– Только не храбрым, прошу тебя… Когда молодая особа, имеющая собственный трастовый фонд, бросает тепленькое местечко в семейном бизнесе, чтобы слоняться без дела и запоем смотреть все серии «Холостяка» [7] , – это не храбрость.
– Шаг в неизвестность.
7
Американский сериал, шедший с 2002 по 2016 годы.
– Храбрым этот поступок можно назвать лишь в том случае, если у тебя нет страховки, а у меня этих страховок целых три! У меня есть акции «Торрингтон Медиа». Ко мне отошла доля Деклана в «Торрингтон Медиа». И у меня есть трастовый фонд. Мне вообще здесь не место.
– Да уж, – с иронией произнес я. – Ну, если ты воспринимаешь это таким образом, то да, ничего храброго в этом нет, и я не понимаю, зачем было зря тратить столько сил и времени…
Рассмеявшись, Молли слегка ткнула меня локтем.
– Ты совсем не представляешь, чем будешь дальше заниматься? – спросил я.
– Я хочу сделать что-то в память о Деклане, – сказала она, – точно не знаю что, но это будет первое, чем я займусь. Я должна чем-то почтить его память… – взгляд ее остановился на моих татуировках, – чтобы другие помнили его таким человеком, каким он был. Я вот пытаюсь придумать, что бы сделать для него такого… Может, после этого я смогу начать новую жизнь.
Молли опять улыбнулась, медленно отпила из своего бокала и снова обернулась к воде. Я наблюдал за тем, как ее губы коснулись стекла и как, сглотнув, она их облизала. Когда Молли поставила бокал на стол, я вдруг осознал непристойность своего подсматривания и покраснел. Мое желание наблюдать за тем, как она двигается, было чисто инстинктивным. Меня поразило, насколько сексуально она выглядела даже в самом невинном жесте. А еще меня удивило, как быстро из моих мыслей выпала ее обеспокоенность в связи с ее горем. Я одернул себя, перевел дыхание и попытался сосредоточиться на разговоре.
– А когда ты вернешься на работу, то опять полетишь в Ливию? – вдруг спросила Молли.
– Да, – мой голос вдруг показался мне необычайно хриплым, и я откашлялся. – Мы должны вернуться, чтобы закончить то, что начали.
– Мы?
– Я работаю в связке с одним фотожурналистом. Его зовут Брэд Норс. Большую часть работы за последние годы мы проделали вместе. Пулитцеровскую премию нам тоже присудили на двоих.
– А что за статья, заслужившая награду? Я помню, что видела
– Эта награда за несколько статей о последствиях войны, сказавшихся на судьбах четырех семей в Ираке.
– Я хотела бы их прочесть. Интересно, должно быть, – сказала Молли.
– Ну, мы сделали свою работу на отлично.
Я попытался пошутить, но был удивлен, когда Молли разразилась звонким смехом так, словно я и впрямь сказал что-то забавное. Я видел, что несколько человек возле нас оглянулись на нее. Смех был неудержимым, неприлично громким, какой обычно свойствен подростку.
Молли немного повернулась на своем месте и, взглянув мне в лицо, спросила:
– Что вдохновило тебя на написание тех статей?
– Все началось с нескольких снимков Брэда. Там изображены были дети, играющие на руинах Фаллуджи, в то время когда вокруг идет война. Брэд тогда думал о своем сыне, который остался дома. Иногда так бывает – ты ведешь две жизни. Одна жизнь проживается на адреналине, ты живешь, как на поле боя. Другая – вполне обыденная, «что-то купить да постирать», как говорится. Этой жизнью человек живет дома. В случае с Брэдом и этими иракскими детьми ты наблюдаешь между этими двумя жизнями хрупкую связь, которая только подчеркивает чудовищную между ними разницу. Получились по-настоящему хорошие статьи, так как нам удалось достучаться до читателя.
– Я только что поняла, что именно хочу делать в жизни, – вдруг заявила Молли.
– Если ты о военной журналистике, то Лейт, уверен, обязательно после этого выследит меня и убьет.
– Нет, – она вновь рассмеялась. – Я предпочитаю в своих зарубежных поездках останавливаться в мирных странах в пятизвездочных отелях. Спасибо, но нет, Лео, такого мне не нужно. Меня очень впечатлило то, как ты рассказываешь о том, чем занимаешься. Чувствуется, что тебе это по-настоящему по душе. Именно так люди говорят о своих любимых и о детях. Я прочувствовала в твоих словах гордость, любовь и получила от этого настоящий драйв.
– Я бы не смог прекратить этим заниматься, даже если бы захотел, – согласился я. – Это не просто работа, это мое призвание.
– Да, конечно! – воскликнула Молли с таким энтузиазмом, что головы окружающих в очередной раз повернулись в нашу сторону.
Хотелось бы мне знать, что они думают, видя меня, сидящего рядом с ней. Мы сидим довольно близко друг от друга за столиком с видом на воду, разговариваем, пьем, глядим друг на друга. Бар – из модных. Могут ли окружающие подумать, что мы – на свидании? Такое предположение мне очень понравилась. Молодой мужчина в костюме, сидевший за столиком позади Молли, развернулся, когда она воскликнула. Взгляд его задержался на Молли. Я смотрел на мужчину до тех пор, пока не поймал его взгляд. При этом мой взгляд стал жестким – и молодой человек отвернулся.
Я не имел никаких прав на Молли, но даже в этом случае он не смел пялиться на нее, пока я сижу рядом с ней.
– Именно этого мне не хватает, – продолжала болтать Молли, явно не имея понятия о борьбе в гляделки, происходящей у нее за спиной. – Мне нужно призвание. Что заставило тебя понять, что ты хочешь стать журналистом?
Наклонив голову в сторону, она посмотрела на меня. А я смотрел на нее, чувствуя, как утопаю в глубине пристально глядевших на меня ее голубых, словно морская вода, глаз. Молли приподняла брови, улыбка скользнула по ее губам.