Когда я закрываю глаза, я вижу тебя
Шрифт:
При этих словах клиентка разрыдалась. Терапевт подошла к ней и обняла ее за плечи. «Сейчас я замещаю твою мать. Представь себе, что ты ребенок пяти-шести лет. Ты прислоняешься к ней, и она тебя держит». Здесь терапевт работает с двумя разными динамиками: через расстановку — с системным переплетением и через телесный контакт и регрессию клиентки — с прерванным движением любви.
Клиентка, рыдая, вцепилась в терапевта, потом на глазах успокоилась и, наконец, затихла. Терапевт снова села напротив,
повернула фигурку клиентки спиной к ее родителям и несколько отклонила ее назад. Когда затем терапевт поставила фигуру мужа напротив клиентки, та смогла четко и энергично повторить предложенные терапевтом фразы. Она была довольна и испытывала облегчение.
Эти
Благодаря терапевтической работе клиент изменяет свою картину и восприятие мира. Мы помогаем ему на когнитивном уровне понять то, чего он не мог понять в детстве, в периоды запечатления, и чего он не знал в обширном контексте историй жизни членов своей семьи. Мы даем ему возможность на эмоциональном уровне почувствовать и выразить то, чего он не мог почувствовать тогда и от чего он был вынужден уйти и закрыться, чтобы это вынести. Также мы помогаем ему на физическом уровне воспринять и почувствовать то, чего он не мог почувствовать и вынести тогда. Так что теперь он может следовать своим импульсам, которые тогда не достигли своей цели. Модель, которая наложила на него отпечаток в прошлом, может быть изменена, когда его новый, расширенный опыт вызовет к жизни другую, новую модель. В этом смысле клиент изменяет свое прошлое. Как сказал Милтон Эриксон: «Никогда не поздно иметь счастливое детство».
СИМПТОМЫ, ЧУВСТВА И ВНУТРЕННИЕ ДВИЖЕНИЯ
Движение навстречу(или движение любви) , движение прочь — первичные, вторичные, перенятые чувства и метачувства.
Когда в поиске значимых событий и лиц в семейной системе мы более пристально рассматриваем взаимосвязь симптомов и психических структур клиента, мы можем наблюдать два разных внутренних движения, которые служат нам диагностическими указаниями, а именно движение навстречу и движение прочь. Эти движения соответствуют обычно рано сформировавшимся структурам в контакте с людьми, которые мы усвоили в своей семье и в ходе собственного развития. Они имеют ключевое значение для нашей способности жить в этом мире и находятся во взаимодействии с теми чувствами, которые они вызывают и на которые влияют. В беседе с клиентом мы можем с самого начала, уже при описании симптоматики, задать себе вопрос, в каком движении он преимущественно находится и к каким внутренним движениям он готов.
Под «движением навстречу» можно понимать интерес к миру, на другом уровне — обращенность к жизни и, как бессознательно или сознательно занятую позицию, внутреннюю открытость. Движение навстречу можно описать как первичное движение, направленное на встречу с людьми и объектами. Его задача — устанавливать и сохранять контакт со всем, что необходимо для жизни и выживания. Модели движения навстречу соответствуют так называемые первичные чувства, а для физического состояния характерны расслабленность, подвижность, спонтанные и адекватные ситуации реакции. Основная позиция определяется интересом и согласием и представляет собой принципиальное «да» этому миру. В этом смысле оно дает силы, поддерживает жизнь и помогает двигаться вперед.
Под «движением прочь» можно понимать любой вид ухода, когда клиент внутренне отворачивается и закрывается. Это нужно ему в первую очередь для того, чтобы защитить себя в ситуации, которую он не мог бы встретить иначе, с которой по-другому он справиться не может. На уровне тела внутреннее движение прочь можно распознать по хроническому напряжению, на когнитивном уровне — часто по представлениям и концепциям, как что-то должно бы быть, а не как это обстоит на самом деле. У таких клиентов часто обнаруживается модель отказа, отвержения И сопротивления или постоянная готовность к столкновению, что можно понять как более или менее активную
Как нам известно из психологии развития, ребенок начинает общаться очень рано — сразу после рождения или даже раньше. По Боулби (ср. Trautner 1978), фаза, когда ребенок открыт для основных запечатлений, заканчивается уже в возрасте около трех лет. Усвоенные в этот период модели очень стабильны, однако не необратимы. Психотерапевтическое лечение позволяет заново научиться функциональным и, следовательно, более уместным, целесообразным и полезным моделям.
В университете, на курсе психологии развития, профессор показывал нам фильм, посвященный известным опытам «still face» по Брэзелтону. В нескольких эпизодах там демонстрировалась коммуникация между матерью и ребенком (Brazelton U-Cramer 1991).
Камера направлена на маленького ребенка, который полусидит, полулежит в своей люльке. Рядом стоит зеркало, в котором видно лицо матери, так что оба находятся в поле зрения наблюдателя. В начале фильма мать подходит к ребенку, и он смеется. В первом опыте мать реагирует на ребенка, улыбается ему в ответ, обращается к нему, дотрагивается до него. Ребенок в восторге, он смеется и довольно гулит.
Во втором опыте мать подходит к ребенку, который снова смеется. Но в этот раз мать получила указание не реагировать на ребенка. Она смотрит на ребенка неподвижным взглядом, без дружелюбного узнавания (stillface= неподвижное лицо). Ребенок смеется и тянется к матери, но та не реагирует. Ребенок предпринимает еще одну попытку, его взгляд становится беспокойным. Когда мать снова не отвечает на его призыв, он заметно напрягается и начинает беспокойно двигаться. В конце концов он отводит глаза, делается вялым и вопросительно смотрит на мать или начинает кричать и плакать. Каждый эпизод фильма длится несколько минут. Дальнейшие исследования показали, что, если мать снова постоянно ведет себя с ребенком приветливо и внимательно, то отношения между ней и ребенком быстро нормализуются. После первого недоверия ребенок скоро опять открывается навстречу матери.
Если же отвержение ребенка матерью является постоянной моделью (а как показали исследования Брэзелтона, в основе такого поведения матерей лежит их опыт общения с собственными матерями), то ребенок остается в состоянии напряжения и бессильного отказа.
Симптомы правильны
Мы можем понимать симптомы и недостатки, на которые жалуется клиент, его неадекватное поведение и непонятные, смущающие и мучающие его чувства, как исполненные смысла символизации. Они всегда «правильны». В соответствующем контексте становится ясно, почему клиент так поступает или чувствует. Как при отливке бронзового рельефа, мы видим негатив и из этого делаем вывод, как должен выглядеть позитив. В этом смысле симптом — ключ к отсутствующей информации.
Для клиента симптом — помеха и бремя. Он считает себя ответственным за него и предъявляет себе упреки, если не может взять его под контроль. Поэтому когда в симптомах, наконец, обнаруживается некий смысл или когда благодаря системному знанию они приобретают другое значение, это становится для клиента большим облегчением.
Если в сегодняшней ситуации возникает перенятый из семейной системы симптом или чувство, мы исходим из того, что, в отличие от времени и обстоятельств появления, их качество и масштаб «правильны». Эти симптомы или чувства выглядят так, будто они принадлежат кому-то другому. Чтобы понять симптом по-новому, важны следующие вопросы: как его можно объяснить, в каком контексте он имеет смысл, к какой ситуации и к кому из членов системы клиента мы можем его отнести?