Когда замерзли дожди
Шрифт:
Стол — это аэродром. Спички — это лайнеры.
И начал Петрович двигать по аэродрому лайнеры, выстраивать их, делать взлеты и посадки.
Зая наблюдала и думала: «Вот бабушка уверена — дед старый и теперь не летает. А дед все равно летает — на ладонях, на спичках... Недаром самолеты сидят в нем, как гвозди».
Петрович и Зая так надолго здесь застревают, в этой комнате на третьем этаже, что диспетчер успевает объявить по радио о посадке самолетов из Челябинска
Потом Петрович и Зая идут в буфет. Устраиваются в низких креслах с растопыренными ножками. Петрович пьет черный кофе, а Зая — молочный коктейль. Он в тонком высоком стакане, и пить его надо через соломинку.
Заю это веселит, она незаметно дует в соломинку, пускает в стакане пузыри.
Петрович и Зая смотрят в окно на аэродром. Наблюдают, как тягачи подвозят самолеты к перрону. Как их заправляют горючим. Чистят и моют, чтобы стали синими и прохладными. Как подъезжают и отъезжают трапы, тележки. На тележках пакеты и посуда для буфетов, или почта, или еще какие-нибудь грузы.
Петрович и Зая никого не встречают и никого не провожают. Но им хорошо на аэродроме.
А когда они вернутся домой, их будут ругать, что опять опоздали на обед, что опять неизвестно где болтались и что у них надо забрать автомобиль и запереть в сарай. Ведь дома никто не знает, что они ездят на аэродром.
Это был первый после осени зимний холод. Дожди замерзли и выпали снегом.
Петрович и Зая ехали на аэродром. Дед был в теплой куртке, а внучка — в короткой шубе с капюшоном.
В автомобиле пахло зимой. На крыше ехал снег, а на буферах ехали сосульки.
В последних жилых домах в разноцветных ящиках на балконах торчали цветы, белые от снега.
Морщины в овраге тоже сделались белыми, и дубовый лес, и скамеечки в березовых рощах.
Стрела «Аэропорт» заледенела на ветру длинной каплей. Побелели прожектора на летном поле и веточки антенн на крыше аэровокзала.
Петрович и Зая ставят машину, как всегда, на асфальтированную площадку среди такси и автобусов-экспрессов.
Такси и автобусы тоже привезли снег на крышах и сосульки на буферах.
Петрович и Зая сидели в креслах в буфете у окна. Теплая куртка Петровича и Заина шуба с капюшоном висели у дверей на вешалке.
Петрович пил черный кофе, а Зая пила молочный коктейль.
В буфет вошел пилот, улыбнулся, крикнул:
— Комэск! Петрович!
Дед тоже улыбнулся, крикнул:
— Максим!
Они хлопнули друг друга по плечу. Потом Максим заказал чашку
Петрович кивнул в окно на машину сорокчетверку, в которую по транспортеру грузили бумажные мешки с почтой:
— Твоя?
– Моя. Лечу в Адлер. Полетим со мной?
— Когда?
— Сейчас.
— Ну да...
— Что — «ну да». — Максим подмигнул Зае: — Два часа — и море.
— Нельзя. Нас дома убьют, — сказал Петрович. — А, Зая?
— Убьют, — сказала Зая. — Обязательно. Бабушка убьет.
— Не успеет. К вечеру вы снова на месте. Бабушка ничего не спросит, а вы ничего не скажете. Откуда ей знать?
Зая вслух подумала:
— И правда, откуда ей знать.
— Так, так, — сказал Петрович. Ему давно хотелось, чтобы Зая поняла то, чем он жил всю свою жизнь. Чтобы она поняла, что такое самолет.
Когда сорокчетверка пробила облачность, Зая увидела море, яркое, эмалевое. Казалось, урони что-нибудь — и море зазвенит.
Скалы были в желтых морщинах песка. Дороги сверху напоминали потоптанные тропинки. Леса — зеленые озера, а настоящие озера — пятнышки летнего солнечного дождя.
Прожекторные мачты обозначили аэродром. Сорокчетверка потянула над морем низкий гул моторов, пошла на посадку.
Зая сидела у моря. Рядом лежала шуба с капюшоном. Прибой подкатывал к шубе белую снежную пену — это все, что было здесь похожим на зиму.
Сквозь пальцы Зая сыпала горячий песок. Дышала влажным, горьковатым от соли ветром.
Щурилась, смотрела, как сверкали большие камни. Их накрывала волна, текла над ними прозрачным стеклом. В стекле отражалось солнце и тоже текло над камнями.
Вдоль берега ходили птицы, разгребали водоросли, искали корм. Птицы жили в кустах, в скалах. Они туда летали и возвращались.
Зая легла на спину, на горячий песок. Солнце слепило глаза, трогало лицо и руки.
...Самолет. Он показал Зае тучи и солнце, ветер и дождь. Показал снег и теплое море. Всю страну сразу.
Было поздно. Уже давно стемнело, когда Зая и Петрович вернулись из Адлера.
Петрович завел автомобиль, и они поехали домой в крайнем левом ряду. Они спешили. А в крайнем левом ряду едут те, кто спешит.