Когда жизнь удалась...
Шрифт:
За стеклом крупными хлопьями, как в сказке, медленно падает снег…
*****
Мы готовим традиционную сладкую рисовую кашу на жирных сливках с миндалём, запекаем утку с яблоками, варим и обжариваем сладкий коричневый картофель и, конечно же, целый тазик родного оливье. Я привезла наше шампанское. Как знала, что пригодится, купила в дьюти фри, когда летела с крестин обратно в Данию.
За стол садимся в семь вечера. В одну из тарелок с кашей кладём целый миндальный орешек. Тот, кому он попадётся, получит отдельный подарок. Сегодня это будет маленький, но почему-то
Потом меня заставляют ходить вокруг ёлки и петь рождественские гимны. Каждый по очереди решает, какой гимн мы будем петь следующим. Я всё время давлюсь смехом, а меня толкают в спину. Как в детском саду хороводы водили… Честное слово… взрослые люди…
Наконец, мы все усаживаемся на пол под ёлку и начинаем открывать подарки. Здесь не принято покупать дорогие вещи, но мне очень хотелось порадовать друзей. Я заказала из Германии набор профессиональных дорогущих ножей для Расмуса. Камилле оплатила день в элитном СПА. Хансу подарила новый костюм для подводных погружений. Мне удалось их всех удивить. После того, как к Расмусу вернулся дар речи, он клятвенно пообещал кормить меня ещё лучше. Хорошо, хоть Ханс не пообещал погрузить на дно морское…
Наконец, мы выходим во двор, и мужчины запускают фейерверки. Из соседних дворов тоже взлетают и рассыпаются разноцветными огнями маленькие ракеты. Всё небо взрывается и переливается сотнями вспышек. Со всех дворов звучит:«Glaedelig Jul» (Счастливого Рождества!). Люди просто перекрикиваются и от всей души желают друг другу благополучия и радости.
Как там, у Стругацких? «Счастья всем! И пусть никто не уйдёт обиженным…»
Глава 43.
Ещё пару дней провожу у Ками. Мне хорошо и уютно. Как дома… Расмус кормит нас вкусными ужинами. Ханс ворчит, что он нас разбалует, потом жена перестанет ему готовить. Меня оставляют на Новый год, но мой отпуск окончен. Да, и я не хочу. Это будет мой первый Новый год без семьи и близких…
Родители и Денис звали и даже угрожали, что сами приедут. Но нет. Не хочу… Не в этот Новый год. Дети пообещали заявиться на зимние каникулы. Мой первый день рождения в одиночестве… Хочу так…
Тридцать первого декабря я сама вызвалась выйти на работу. Кому-то надо было закрыть день в программах, сформировать последние отчёты. В пять вечера отправляюсь домой.
Расмус звонил и очень настойчиво напрашивался на совместную встречу Нового года… Надо всё с ним прекращать… Не мой он. Хороший, заботливый, но не мой.
Специально медленно иду домой разукрашенными, сверкающими огнями улицами праздничного Копенгагена. С неба срываются холодные капли мерзкого дождя. Это не мешает мне улыбаться, глядя на весёлых детей и взрослых. Незнакомые
Медленно поднимаюсь на свой пятый этаж и замираю на последнем пролёте. На последней ступеньке, опустив светлую голову, сидит мужчина в дорогущем пальто. Он поднимает голову и впивается в моё лицо жадным взглядом. Иду наверх. Ноги плохо слушаются. В душе звучит «Ода к радости».
Молча, сажусь рядом. Блондин роется в карманах, что-то достаёт и протягивает мне.
– Что это? – спрашиваю тихо.
– Ключи от твоего дома, – откликается также тихо.
– У меня нет дома, – вздыхаю.
– Теперь есть… Поехали домой, Ната… Я так устал без тебя…
– Прямо сейчас? – скупо усмехаюсь.
– Хоть бы и сейчас… – он поднимает руку и обнимает меня за плечи, а я послушно прислоняюсь к нему и кладу голову на плечо. Хватит. Навоевались… Я тоже устала без него…
Мы долго сидим, молча, просто наслаждаясь близостью друг друга. Из-за закрытых дверей слышатся смех, крики, детские визги, новогодняя музыка, звон тарелок и бокалов…
– Пойдём внутрь. Встречать Новый год на лестничной клетке… как-то неправильно, всё же, – нарушаю тишину.
Поднимаюсь и открываю дверь. Кирилл тенью входит за мной. Я быстро снимаю пальто и прохожу на маленькую кухоньку. Блондин идёт следом. Становится сзади и обнимает. Утыкается носом в волосы, тянет воздух.
– Ты поменяла духи…
– Я поменяла жизнь…
Шумно выдыхает.
– Прости меня, солнце…
– Игнатьев, ты такой придурок… – закрываю глаза, млея в любимых руках.
– Согласен. Я всё исправлю. Обещаю… – роняет тихо.
– Интересно, как? Сотрёшь мои воспоминания?
– Если б я только мог…
Он поворачивает меня лицом к себе, поднимает голову, надавливая согнутым указательным пальцем под подбородок, и накрывает мои губы пугливым поцелуем. Чуть касается губами и, отрываясь, говорит по-датски:
– Jeg elsker dig. Оg jeg vil elske dig hele mit liv og endnu mere... (Я люблю тебя. И буду тебя любить всю мою жизнь и даже больше…)
Я улыбаюсь. У него ужасный акцент.
– Долго тренировался?
– Даже не представляешь… Ты уверена, что датчане не инопланетяне?
Прыскаю и обнимаю Кира за талию, прижимаясь к его груди. Вздыхаю…
– Я тоже тебя люблю…
Чувствую его большую ладонь, обхватывающую мою голову, и губы на волосах.
– А ты знаешь, что первый раз говоришь мне слова любви? – его руки ещё крепче сжимают меня.
– Знаю… У меня феноменальная память. Я всё помню… Даже то, что не хочу…
– Я боялся снова услышать твоё «нет» и «никогда»… – роняет тихо.
– Зачем же тогда приехал?
– Наверное, я моральный мазохист… – тяжело вздыхает.
Отклоняюсь от Кира. Стараюсь заглянуть ему в лицо.
– У меня нечем встречать Новый год. Есть только шампанское… и небольшой тортик… Я как-то не рассчитывала на компанию.
– А, и не надо. Я знаю, как мы его будем встречать. Где тут у тебя спальные места? М?