Коглин
Шрифт:
— Что?
— Пожарные, — повторил Кёртис. — Я о стачке солидарности. Мой человек в их управлении сообщил, что они решили не поддерживать забастовщиков, поскольку вчера было очень много ложных вызовов.
— И каким образом, комиссар, нам теперь может помочь эта информация?
— Я не подам в отставку, — бросил Кёртис.
Сколько же наглости в этом человеке. Город был осажден его же собственными жителями, а этот человек думает только о своей карьере и самолюбии.
— Вам и не придется. Я сам отрешаю вас от должности.
— Не имеете права.
— О, еще как имею. Раз уж вы так печетесь о букве закона, будьте любезны справиться в своде городских
Питерс повесил трубку. Удовлетворения он не испытывал. Он вызвал Марту Пулли, секретаршу, и она вошла в кабинет со списком имен и телефонов, который он просил подготовить. Начал он с полковника Салливана из Гвардии штата. Когда тот снял трубку, Питерс обошелся без формальностей:
— Полковник Салливан, это мэр. Я отдаю вам прямой приказ, который не может быть отменен никем другим. Вам ясно?
— Так точно, господин мэр.
— Стянуть весь состав Гвардии штата в район Бостона. Я отдаю под ваше командование десятый полк, первый кавалерийский эскадрон, первый мотострелковый корпус и санитарный корпус. Есть какие-то причины, по которым вы не можете выполнять это?
— Совершенно никаких, сэр.
— Приступайте.
— Есть, господин мэр.
Питер разъединился и тут же набрал домашний номер генерала Чарльза Коула, бывшего командующего пятьдесят второй пехотной дивизией, а ныне одного из ведущих членов комиссии Сторроу.
— Генерал Коул?
— Да, господин мэр.
— Вы готовы послужить вашему городу и временно взять на себя обязанности комиссара полиции?
— Большая честь, сэр.
— Высылаю за вами машину. Когда вы будете готовы, генерал?
— Я уже готов, господин мэр.
В десять утра губернатор Кулидж созвал пресс-конференцию. Он объявил, что в дополнение к частям, вызванным мэром, попросил бригадного генерала Нельсона Брайанта принять командование над силами штата, которые будут действовать в кризисной ситуации. Генерал Брайант примет под свое командование 11-й, 12-й и 15-й полки Гвардии штата, а также пулеметную роту. В Торговую палату стекаются добровольцы, они получают значки, форму и оружие. Большинство, как он подчеркнул, являются бывшими офицерами Массачусетской пехотной дивизии и доблестно сражались во время войны. Кроме того, он отметил, что сто пятьдесят старшекурсников Гарварда, в том числе футбольная команда в полном составе, также принесли присягу и вошли в состав добровольной полицейской дружины.
— Город в надежных руках, джентльмены, — заключил он.
Его спросили, почему Гвардию не ввели в город еще накануне вечером, на что губернатор ответил:
— Вчера меня убедили доверить решение вопросов общественной безопасности городским властям. Но затем я усомнился в мудрости такого шага.
Когда же один из репортеров поинтересовался, каким образом губернатор получил синяк под левым глазом, Калвин Кулидж объявил, что пресс-конференция окончена, и покинул зал.
Дэнни стоял вместе с Норой на крыше дома и смотрел вниз, на Норт-Энд. Во время самых ожесточенных беспорядков несколько человек перегородили Салем-стрит шинами от грузовиков, облили их бензином и подожгли. Дэнни и сейчас одну видел, она вплавилась в мостовую и еще дымилась, вонь от нее ела ноздри. Толпа росла весь вечер, беспокойная, раздраженная. Дэнни наблюдал из окна. Бессильно наблюдал.
Когда
И всё — по его вине.
Нора твердила, что это не так, но он видел: она сама не до конца верит. В глазах у нее было сомнение. Сомнение в выборе, который он сделал. И в нем самом. Когда в эту ночь они наконец легли в постель, она робко нащупала губами его щеку, и губы у нее были прохладные и неуверенные. Обычно она засыпала, положив руку ему на грудь, а ногу — на его ногу, но в этот раз повернулась на левый бок. Правда, прижалась к нему спиной, то есть не совсем отторгла, но тем не менее.
Теперь же, когда в сером свете пасмурного утра они стояли с чашками кофе на крыше и глядели вниз на разрушения, она коснулась пальцами его поясницы и сразу же убрала руку. Когда Дэнни посмотрел на нее, глаза у нее были мокрые.
— Сегодня на работу не пойдешь, — сказал он.
Она помотала головой, но ничего не ответила.
— Нора.
— Я пойду, — заявила она.
Он покачал головой:
— Слишком опасно.
Она едва заметно пожала плечами:
— Это моя работа. Иначе меня выгонят. Что мы тогда будем есть?
— Все это скоро кончится.
Она покачала головой.
— Кончится, — повторил он. — Как только город поймет, что у нас не было выбора…
— Город вас возненавидит, Дэнни. — Она махнула рукой, обводя улицы. — Они вам этого никогда не простят.
— Значит, мы ошиблись? — Внутри у него вдруг что-то оборвалось, такого отчаяния и безнадежности он никогда прежде не испытывал.
— Нет! — Нора прильнула к нему, сжала ладонями его щеки, и это принесло ему облегчение. — Нет, нет, нет! — Она тормошила его, пока он не встретился с ней глазами. — Вы не ошиблись. Вы сделали единственное, что могли. Да только… — Она снова посмотрела с крыши вниз.
— Что?
— Они устроили так, чтобы единственное, что вам оставалось сделать, вас же и сокрушило. — Она поцеловала его; он ощутил соленый вкус ее слез. — Я тебя люблю. Я верю в правильность твоего выбора.
— Но ты думаешь, что мы сокрушены.
— Я думаю, что ты теперь безработный, — она грустно улыбнулась, — а потому свою работу я терять не должна.
До фабрики он ее проводил.
Они шли мимо клочьев окровавленной одежды, мимо расквашенных на булыжной мостовой пирогов, дробленого кирпича и обугленного дерева. Почерневшие фасады магазинов. Перевернутые тележки, перевернутые сгоревшие машины.
Дальше, за Норт-Эндом, картина не стала хуже, но монотонно повторялась, а на подходе к Сколли-сквер разрослась в масштабе. Он попытался притянуть Нору к себе, но она уклонилась и молча шагала рядом. Порой она задевала его рукой и смотрела на него с глубокой печалью, а однажды, когда взбирались на Боудойн-стрит, на миг прислонилась головой к его плечу, но все так же молчала.
И он тоже молчал.
Сказать было нечего.
От фабрики он пешком вернулся в Норт-Энд и присоединился к пикету у здания 1-го участка. Все утро и середину дня они расхаживали взад-вперед по Хановер-стрит. Одни прохожие встречали их криками поддержки, другие — возгласами «Позор!», но большинство прошмыгивало мимо, опустив глаза или глядя сквозь них, словно они были призраками.