Коготь и цепь
Шрифт:
– И посажу на луковую диету.
– А вот это уже угроза.
– Я смотрю, семейство развлекается, – в бодром расположении духа в трапезную вошел старший Лигар. Шиада и Кэй тут же обернулись в его сторону, сияя улыбками. Герцог приблизился к жене, поколебавшись поцеловал в щеку и сел на свое место. С того визита Сайдра Берада не покидало двоякое чувство: Шиада будто стала подпускать к себе ближе, но в то же время отстранялась с каждым днем сильнее, как если бы для нее вовсе перестали иметь значение Лигар и все, что он делает.
Шиада велела
– Ну и над чем вы тут смеялись? – поинтересовался герцог, видя, как переменилась жена.
– Герцогиня грозится кормить меня только луком! – по-прежнему бодро отозвался Кэй.
– Луком? Так не пойдет, – сказал Берад с важным видом, – что это будет за рыцарь? Хилый, тощий, немощный и…
– Луковый, – добавил Кэй.
– Вот именно. И все враги будут плакать не от страха перед ним, а от жалости к парню, – засмеялся Берад. – Не дело.
– Этот Луковый Рыцарь обзывает меня матушкой, – невыразительно пожаловалась Шиада.
– Ну, отчасти это правильно.
Шиада возвела на мужа глаза, словно спрашивая: и ты туда же? Тот быстро поправился:
– Но, сын, женщины не любят, когда мы, мужчины, преувеличиваем их возраст. – Он коротко коснулся рукой кисти жены и принялся за обед.
Кэй поглядел на это все и встал.
– Пойду я, пожалуй. Хорошего дня, отец. – Он сделал паузу и вновь заулыбался: – Матушка.
– Вот поганец, – пробормотала женщина, когда дверь за пасынком захлопнулась, и сделала несколько глотков остывающего чая. Поглядела на мужа. – Какие новости? – спросила герцогиня спокойно.
Берад понимал, что уж кого, а Шиаду вообще трудно удивить новостями. После рождения Тайрис у герцога возникло чувство, что Шиаде вообще стало очень скучно жить, и только дочь еще возвращала жрицу к необходимости идти на контакт с этим миром. Потому заданные вслух вопросы он воспринимал правильно, как явное проявление вежливости со стороны женщины.
– Все благополучно, ремонтные работы полностью закончены, поля запаханы. Все идет как надо, – как мог благожелательно отозвался Лигар. – Отличная весна!
– Тогда почему ты напряжен днем и ночью?
Берад промолчал.
– Ты боишься перемен, потому что чувствуешь, что они неотвратимы.
Берад потускнел совсем и не сразу понял, что услышал дальше.
– Я их тоже боюсь, – шепнула жрица.
Берад вскинул удивленные глаза: не ослышался? Это точно сказала та женщина, которая, когда он вошел в родовой покой в день появления у них дочери, глядела на него, будто он был вещью.
– Ты что-то видела? – спросил Берад единственное, что показалось возможным.
– Все что-то видят, и я тоже. – Распространяться не хотелось. Берад настоял.
– Шиада, – с нажимом позвал герцог.
Жрица отвела глаза:
– Ничего определенного. Только голубые и синие круги, как когда вода волнуется.
Берад обалдел еще сильнее: и всего-то?! Что за ерунда!
– Ну, чтобы увидеть это, не надо быть
– Природа, в отличие от людей, никогда не волнуется без причины.
Они остановили взгляды друг на друге. В сердце Берада кольнуло: горячо, остро, почти до слез от обиды, что не в силах отказаться от этой женщины, которая за прошедшие годы нисколько не утратила прелести.
– Ты знаешь, – изрек он вдруг, – мы знакомы уже пять лет.
Губы Шиады дрогнули в беззлобной усмешке.
– Мы знакомы уже пять лет, – повторила она. – Мы спим в одной постели, едим с одного стола, и я родила от тебя дочь. И это совсем нам не помогло.
Берад закусил губы.
– Просто ты почти не стараешься, – как можно мягче указал герцог.
– А должна?
– Шиада…
Женщина вздохнула так судорожно и глубоко, что у Берада зашлось дыхание. Что же с ней происходит?
– Иногда я так жалею, что не могу видеть больше, ведь если бы могла, ни за что не вернулась бы в Этан. Но чаще даже того, что я вижу, мне много.
Берад утратил всякое желание перебивать жену, разрываясь между трогательным умилением, колоссальным сочувствием и злобной насмешкой: если сейчас он смолчит, то станет свидетелем самой что ни на есть настоящей исповеди Шиады Сирин! Событие воистину невиданное.
– Раньше я либо видела меньше, либо больше умела жить как Вторая среди жриц. Здесь я забываю, чем должна быть, теряя свою суть. Но хуже всего, что мои видения от этого только разрастаются.
Берад видел, как женщина задрожала, и с трудом поборол желание подойти и обнять за плечи.
– Знание – это драгоценность, и чем глубже и недоступнее таинство, которое ты постиг, тем оно ценнее. Так мне всегда говорили. Но это неправда, Берад. Знание – это, как вы бы сказали, крест, который надо затащить на гору. И если все же считать его сокровищем, то те, кому оно доступно, превращаются в драконов. В том числе и я. А ты когда-нибудь где-нибудь слышал историю, в которой дракон, стерегущий золото, был в своей пещере не один?
Лигар растерялся окончательно. Воздуха стало не хватать, мужчина поискал глазами, будто что-то из того, что он видел, могло подсказать ответ на вопрос, повергший его в замешательство.
Шиада спряталась за ладонями и вдохнула до самого дна легких глоток иллюзорной смелости:
– Можешь пообещать мне одну вещь? – спросила, вновь подняв голову. Прежде чем мужчина успел открыть рот, тут же добавила: – Пожалуйста.
– Я слушаю, – кивнул Берад.
– Если со мной что-то случится, поклянись, что не отправишь Тайрис в монастырь. – Берад округлил глаза, насупив брови, но продолжал слушать. – Пообещай, что дашь ей вырасти свободной женщиной, будешь любить ее, и если все же откажешься отправить на Ангорат и предпочтешь выдать замуж, то дашь ей право голоса. Я прошу тебя.