Кокаиновые ночи

Баллард Джеймс Грэм

– Бетти Шенд сняла для меня дом, – сказал я ей.– Не придется каждый день мотаться туда-сюда. Кроме того, скоро вернется Фрэнк, – как только его оправдают.

Не поднимая глаз, она отрицательно покачала головой, как врач, уставший разъяснять упрямому пациенту, насколько серьезна его болезнь.

– Я рада, что ты надеешься на благополучный исход. Сеньор Данвила с тобой согласен?

– Понятия не имею. Поверь мне, Фрэнка не признают виновным. Доказательства его причастности к преступлению не выдерживают критики. Бутылку с эфиром подбросили ему в машину…

– Суду

не нужны никакие доказательства. Фрэнк продолжает настаивать на своей виновности. Я виделась с ним вчера. Он просил передать, что любит тебя. Жаль, что ты не хочешь его навестить. Вдруг ты убедил бы его изменить показания.

– Пола…– Я повернулся к ней и обнял ее за плечи, пытаясь взбодрить.– Это все пустое. Я тоже корю себя за то, что до сих пор не повидался с Фрэнком. Я знаю, что это выглядит дико. Кабрера даже предположил, что я считаю его виновным.

– А ты не считаешь?

– Нет. Не в этом дело. Мы так много пережили вместе, многие годы были погребены под обломками нашего детства, замурованы под ним. Стоит мне вспомнить о Фрэнке, как воспоминания детства снова берут меня в плен.

– Ты уезжаешь из этой квартиры, чтобы забыть о Фрэнке? – Пола печально рассмеялась.– Ты окончательно освободишься, когда его осудят на тридцать лет…

– Ты ко мне несправедлива…

Я вошел в спальню и достал свои чемоданы из шкафчика для спортивного снаряжения. Стоя спиной к солнцу, Пола стиснула руки и молча наблюдала за тем, как я раскладывал на постели свои костюмы. Казалось, она сразу потеряла уверенность в себе. Мне захотелось обнять ее, обхватить ее бедра, унести в спальню и положить на оставленную ее телом ямку на постели Фрэнка. Я по-прежнему надеялся снова заняться с нею любовью, но между нами стояла та видеокассета. Я никак не мог забыть образ почти обнаженной женщины, снимавшей на пленку сцену изнасилования, а она, видимо, решила больше никогда не появляться передо мной обнаженной.

Пола подождала, пока я опорожню платяной шкаф, а потом взяла дело в свои руки. Она убрала в чемоданы мои костюмы и сложила халат, разгладив лацканы так, будто хотела стряхнуть все воспоминания о своем романе с Фрэнком.

– Жаль, что ты уезжаешь.– Она заметила свое отражение в зеркале и уставилась на него ничего не выражавшим взглядом.– Здесь ты на время занял место Фрэнка. Похоже, все решили уехать из Эстрелья-де-Мар. Андерсон теперь работает на лодочной верфи в Костасоль. Хеннесси и Бетти Шенд открыли там офис в торговом пассаже, а сестры Кесуик – новые рестораны…

– Тебе тоже пора переехать, Пола.

– Мои пациенты в Костасоль больше не нуждаются во мне, как прежде. У них больше нет ни бессонницы, ни мигреней, ни депрессии. Это новая Эстрелья-де-Мар. Даже Бобби Кроуфорд уехал. Он сдал свою квартиру другим жильцам на весь остаток лета. Хеннесси утверждает, что его разыскивает Кабрера.

В голосе Полы звучала какая-то странная надежда, только подчеркнутая ее грубой манерой выражаться. Уж не она ли донесла инспектору о выходках Кроуфорда, уж не рассказала ли о сожженном катере и торговцах наркотиками у дверей дискотеки клуба «Наутико»?

– Он затаился где-то

в Костасоль. Какая-нибудь небольшая проблема… с неправильной парковкой, я думаю. Бобби всегда так спешит, он забывает, что Испания изменилась с шестидесятых. Когда я перееду в свой новый дом, то присмотрю за ним.

– В самом деле? Да он тебя просто околдовал.– К ней вернулся ее воинственный сарказм.– Чарльз, кто-кто, а ты на него повлиять явно не сможешь.

– Неправда. А потом, я и не собираюсь на него влиять. Он проделал удивительную работу. Вернул Костасоль к жизни.

– Он опасен.

– Только на первый взгляд. Кое-что из того, что он делает, выглядит диким, но все это нужно, чтобы люди проснулись от спячки.

– Например, крикнуть «пожар» в переполненном театре? – Пола стояла перед зеркалом, невозмутимо любуясь собой.– Он не просто кричит «пожар», но еще поджигает сцену и бельэтаж.

– Все от него без ума, Пола. Все его любят. Люди знают, что он заботится не о себе, не делает на них деньги. Он всего лишь профессиональный теннисист. Сначала я думал, что Бобби – какой-нибудь гангстер, приложивший руку к доброй сотне преступлений.

– А разве не так?

– Нет.– Я повернулся к ней, пытаясь отвлечь ее от зеркала.– Наркотики, проституция, азартные игры – все это средства для достижения конечной цели.

– И какой же?

– Живого сообщества. Всего, что в Эстрелья-де-Мар тебе представляется само собой разумеющимся. Костасоль зашевелился. Скоро состоятся выборы совета и мэра. Там впервые можно почувствовать себя полноценным и достойным членом общества. И Бобби Кроуфорд создал все это сам.

– И все же он опасен.

– Вздор. Воспринимай его как знаменитого менеджера по досугу на борту круизного лайнера, битком набитого умственно отсталыми пассажирами. Он что-нибудь крадет в одной каюте, поджигает занавески в другой, подкладывает в ресторан зловонную дымовую шашку, и безнадежно больные люди вдруг просыпаются. Они начинают обмениваться впечатлениями о путешествии, обсуждают предстоящий заход в следующий порт.

– Дорогой Чарльз…– Пола взяла меня за руку, подвела к зеркалу и стала обращаться к моему отражению, словно уютнее чувствовала себя в зеркальном мире.– Этот человек просто свел тебя с ума. Всем этим мальчишеским обаянием, энтузиазмом молодого армейского офицера, которому удается расшевелить ленивых аборигенов.

– Что в этом плохого? Очень точное описание.

– Ты увидел только начальную стадию, всего лишь дымовые шашки и яблочные пироги в постелях. А как это все будет существовать без него, когда он уедет из Костасоль? Он ведь двинется дальше по побережью, в Калахонду и другие пуэбло.

– Правда? – Я почувствовал странную боль при мысли о том, что Кроуфорд может уехать.– В Костасоль еще масса работы, на какое-то время ему придется остаться. Он всем нужен. Мальчишеский задор и энтузиазм в наши дни редки. Я видел его в деле, Пола. Он искренне желает помочь каждому. Он, спотыкаясь, шагает по этой непроторенной дороге и учит людей самовыражаться. Эта его простая вера трогательна. Он в своем роде настоящий святой.