Коко

Страуб Питер

Конор думал о том, что, в сущности, вся его жизнь была историей непонимания, что происходит с ним и с этим миром.

Конор вытер руки о джинсы и устало последовал за остальными засидевшимися посетителями по темному коридору к выходу.

Несколько человек двинулись в сторону стоящего рядом гаража. Все они были одеты в облегающие тайские костюмы и напоминали солдат-наемников в отпуске. На одном из них были темные очки. Конор стоял, покачиваясь, перед дверью клуба, соображая, что эти люди стоят и ждут, когда он уйдет.

Ему стало вдруг ясно, что увиденное сегодня в клубе было лишь прелюдией к главному номеру.

Эти люди не довольствовались тем, чего было достаточно для остальных. “И я тоже”, – подумал Конор, вспомнив, что он испытывал, глядя, как кланяются артисты. Должно быть что-то еще – еще более захватывающее. И еще одна вещь заставила Конора подойти к этим людям: Тим Андерхилл должен был бы быть вместе с ними. Ведь именно поэтому Чэм привез его сюда. Чего бы ни ждали эти люди, это должно было стать последним действием представления, так захватившего Конора.

Когда Конор сделал шаг в сторону кучки людей, тот, что был в темных очках, что-то сказал своим приятелям и пошел ему навстречу. Он поднял руку вверх, как полисмен, регулирующий движение, затем жестом показал Конору, что ему надо уходить.

– Представление закончилось, – сказал мужчина. – Вы должны идти.

– Я хочу посмотреть, что еще здесь покажут.

– Больше ничего. Вы должны идти, – мужчина повторил свой жест.

Остальные таиландцы, хотя и не было заметно, чтобы они двигались, были теперь гораздо ближе к Конору. Он почувствовал хорошо знакомые чувства возбуждения и ожидания при встрече с опасностью. Насилие витало в воздухе, эти люди как бы излучали его.

– Тим Андерхилл посоветовал мне прийти сюда, – громко произнес он. – Вы ведь знаете Тима, так?

Мужчины стали переговариваться вполголоса. Конор услышал что-то похожее на “Андерхилл”, затем последовали смешки. Он расслабился. Человек в черных очках глянул на него, как бы беззвучно отдавая команду не двигаться. Мужчины снова стали переговариваться, один из них, видимо, отпустил шутку, которой улыбнулись даже Темные Очки.

– Давайте посмотрим, что еще у вас тут приготовлено, ребята.

– Крэп кроп крэп, – громко крикнул один из группы, и остальные снова заулыбались.

Темные Очки, демонстрируя офицерскую выправку, подошел вплотную к Конору.

– Вы знаете, где находитесь? – спросил он.

– Бангкок. О, Боже, я не до такой степени пьян! Бангкок, Таиланд, чертово королевство Сиамское.

Мужчина обнажил в улыбке желтые зубы.

– На какой улице? В каком районе?

– А плевать я хотел, – ответил на это Конор.

По крайней мере несколько мужчин наверняка поняли, что он сказал, потому что они стали по очереди что-то кричать человеку в темных очках. В тоне их Конору послышалось что-то циничное, интонации людей, которым наплевать на все и вся, которые он не слышал вот уже лет четырнадцать. Они говорили одно из двух: либо “Убей его скорее и пойдем”, либо “Пусть этот балбес-американец идет с нами”.

Темные Очки смотрел на Конора с таким видом, будто в нем боролись сомнения и желание позабавиться.

– Двенадцать сотен, – изрек он наконец.

– Это шоу должно, черт возьми, оказаться раза в четыре лучше предыдущего, – пробормотал Конор, доставая из кармана очередную порцию мятых бумажек. Остальные мужчины уже подходили к высокому бетонному гаражу. Конор пристроился в хвост цепочки, стараясь изо всех сил шагать по прямой.

Мужчина

в темных очках забежал впереди остальных и открыл дверь под пандусом. Все стали спускаться по крутым ступенькам в тускло освещенный колодец. Темные Очки помахал рукой в воздухе, призывая Конора следовать за остальными.

– Я здесь, – успокоил его Конор.

3

На следующий день Конор все пытался убедить себя, что он не может быть на сто процентов уверен в том, что произошло вчера, после того как он спустился вслед за остальными в глубину гаража. Ведь он выпил за вечер столько, что еле держался на ногах. В секс-клубе он увидел видение – видение чего? ангелов? света? – которое овладело его мозгом. Из всего, что говорили в гараже, он понял только одно слово, да и в нем не был уверен. Просто он был достаточно глуп и легкомыслен, чтобы позволить себе слышать то, чего не говорили, и видеть то, чего не было на самом деле. Это легкомыслие овладело им еще на борту самолета, когда они с Майклом и Биверсом летели в самолете из Лос-Анджелеса. После этого сама реальность, казалось, как-то причудливо изогнулась, поместив Конора в мир, где смотрят из темного зала на сцену, на которой пухленькие девчонки пускают из влагалищ колечки дыма, где мужчины превращаются в женщин, а женщины – в мужчин. Они приближаются к Тиму Андерхиллу, сказал Майкл, и Конор действительно чувствовал близость этого человека всякий раз, когда думал о том, что происходило в гараже. Приближаться к Андерхиллу – видимо это означало ступить на некую территорию, где все по самой природе своей было поставлено с ног на голову, где нельзя доверять собственным чувствам. Андерхиллу нравились такие места, – ему нравилсяВьетнам. Андерхиллу, подобно летучей мыши, всегда хорошо было в темных углах. Как и Коко, предположил Конор. На следующий день он решил никому не говорить о том, что он видел или не видел, – даже Майку Пулу.

* * *

Конор последовал “низ за остальными, размышляя о том, что гражданские люди ничего не понимают в настоящей жестокости и насилии. Они думают, что насилие – это действие. Один парень бьет другого, трещат кости, льется кровь. Простые люди считают: насилие – это нечто, что можно увидеть. Они думают, что можно спрятаться от этого, если смотреть в другую сторону. Но насилие – это не действие. За любым насилием прежде всего стоит чувство. Как ледяной конверт вокруг ударов, ножей и ружей. Это чувство исходит даже не от людей, которые используют оружие, – они просто кладут свои мысли, свои головы внутрь конверта. И делают то, чего требует содержимое конверта.

Конор думал об этом холодно и как бы отстранение, продолжая спускаться по лестнице.

Он скоро перестал считать, на сколько пролетов они спустились. Шесть, или семь, или восемь... бетонные ступеньки кончились этажа на два ниже того места, где Конор в последний раз заметил припаркованные машины. Они вошли на этаж неправильной формы, с полом, который сперва показался Конору цементным, но при ближайшем рассмотрении оказался земляным. Лампа, стоявшая у подножия лестницы, бросала рассеянный свет на двадцать-тридцать футов вокруг, где полная теней серая мгла постепенно переходила в абсолютную черноту. Воздух был холодным и одновременно спертым.