Коктейль из развесистой клюквы
Шрифт:
— Да я сам полезу, ты только покажи свой балкон и объясни, где искать кассету.
— Соглашайся, — шепнул мне на ухо подошедший Вадик. — Если бомба все-таки рванет, мы избавимся от дебильного главреда. Какое-никакое, а все-таки утешение!
— А что мне за это будет? — поинтересовалась я. Напоминание о том, что Аслан — мое начальство, повернуло мои мысли в другую сторону.
— Завтра можешь не выходить на работу, — быстро сказал Ослик. — Даю тебе отгул для восстановления здоровья
— Очень надеюсь, что нервного и прочего потрясения все-таки не будет, — пробормотала я. — Ладно, слушай. Кассеты лежат в тумбочке под телевизором…
Проинструктированный Аслан поспешил занять исходную позицию под балконом. Вадик, который добровольно вызвался стать нижним в пирамиде, подсадил более щуплого Ослика себе на плечи и, дождавшись, пока тот переберется на балкон, помахал ему ручкой:
— Удачи! Мы тебя встретим с той стороны!
Не дожидаясь возвращения Ослика, мы с Вадиком побежали назад, к народу, и как раз успели увидеть торжественный выход из подъезда взрывников.
Две кряжистые фигуры устрашающего вида возникли на пороге, как персонажи черной комедии. На мордах у парней были противогазы, в руке у одного — пресловутый чемодан, а другой держал связку воздушных шариков. Скрученные хвостики шаров красиво золотились, стеклянные очи противогазов пугающе сверкали.
— Ой! — обморочно выдохнула впечатлительная Людочка Сунькова, беременная очередным, шестым по счету, потомком.
Подоспевшие санитары заботливо переместили ее поближе к карете «Скорой помощи».
— Похоже, взрыв отменяется! — с сожалением констатировал бесчувственный Людочкин старшенький.
И как сглазил: не успел Сашка договорить, как в глубине дома грохнуло.
— Мама! — Со слабым взвизгом только-только приведенная медиками в чувство, Людочка Сунькова снова отключилась.
В толпе возбужденно загомонили. В подъезд, толкаясь локтями, рванули менты и спасатели. Кошмарная парочка в праздничном убранстве из шаров и противогазов замерла посреди двора, таращась стеклянными очами на целый и невредимый чемодан.
— Ох, у меня какое-то нехорошее предчувствие! — призналась я приятелю-оператору.
— А вот и я! — сообщил запыхавшийся Аслан Буряк, с разгону влипая в широкую спину Вадика. — Слушай, ты меня извини! Какой-то я сегодня неуклюжий… Леночек, прости, бога ради, там у тебя в квартире была какая-то надувная мебель… Я тебе за нее заплачу. Купишь новую, ладно?
— Ты грохнул Масянькину лошадь? — догадалась я. — Это она так рванула?
— Ло-ошадь? — удивился Ослик. — Я думал, это пуфик.
— И какой же ты после этого джигит, Аслан? — съязвил Вадик. — Коня от пуфика не отличил!
— Да у меня не было возможности его рассматривать! — рассердился Ослик. — Я с балкона шагнул, за порожек запнулся и —
— Спасибо, что хотя бы не обделался, — желчно поблагодарила я. — А кассету-то нашел?
— А как же! — торжествующий Ослик сунул коробочку в протянутую руку Вадика.
Ребята занялись своим делом и моментально забыли про меня. Вздохнув при мысли о том, что с утра пораньше придется бежать в магазин спорттоваров и покупать Масе нового скакуна взамен лопнувшего, я повернулась спиной к подъезду и побежала на детскую площадку вытаскивать из качелей своих Колянов и вести их домой. Оцепление уже снимали, жильцы, делясь впечатлениями от нескучно проведенной ночки, потянулись в свои квартиры.
Вторник
Этажом выше в подъезде с грохотом захлопнулась дверь, и вниз по лестнице загремели торопливые шаги. Сопровождающие их звуки пробудили в моей памяти незабываемый образ трагически погибшей скаковой зебры, и я проснулась со слезами на глазах.
Даже не глядя на часы, я знала, что сейчас примерно половина восьмого: трое из пяти имеющихся в наличии детишек Суньковых под предводительством обормота Сашки только что поскакали в школу. Минут через десять из квартиры выдвинется их мамочка, конвоирующая в детский сад трехлетних близнецов Сашу и Пашу. Не желающие сдаваться в ясли, пацаны будут затруднять продвижение родительницы, злокозненно поджимая ноги на ступеньках. Поравнявшись с нашей дверью, горластый Паша, как обычно, заорет, а тихоня Саша предпримет очередную суицидальную попытку — попытается выброситься в лестничный пролет, нырнув под перила.
Вздохнув, я вылезла из-под одеяла, натянула просторную Колянову майку, с успехом заменяющую мне утренний халат, и собрала с пола останки надувной зебры. Клочья полосатой резиновой шкуры разметало взрывом по всей комнате, а пустотелую голову я отыскала в прихожей. Лошадиная морда сморщилась и перекосилась, но остроконечные уши сохранили твердость и торчали вверх так жизнеутверждающе, что это выглядело несколько непристойно. Я похоронила останки зебры в мусорном ведре и принялась готовить завтрак, размышляя, что бы такого утешительного сказать Масяньке, если он спросит, куда подевался его новый четвероногий резиновый друг.
— Лошадка убежала в поле, покушать травки, — проникновенно поведала я пузырям в кастрюльке с кипящей водой.
— Неужели? — возникнув на пороге кухни, спросил отчаянно зевающий Колян. — Ну, продолжай…
— Ты же знаешь, Коленька, что лошадки кушают только травку? — я с готовностью сменила адресную аудиторию. — Ну вот, а у нас в доме травки не нашлось, поэтому лошадка пошла завтракать в лес.
— Убедительно. — Колян дважды хлопнул в ладоши, потом остро прищурился на стеклянную банку с укропом, быстро переставил ее со стола в закрытый кухонный шкафчик и пояснил: — Травка.