Коктейль под названием «муж»
Шрифт:
Рисовал Жорж исключительно геометрические фигуры, и через пару часов у Риты уже рябило в глазах от цилиндров, пирамид и конусов. Единственной полезной мыслью, вынесенной с выставки коллеги, было четкое осознание того, что искусство должно быть ближе к массам.
Потратив вечер столь бездарным образом, Гусева поняла, что просто обязана получить компенсацию. Но дома это сделать вряд ли удастся, поскольку из раскрытого окна доносилось душевное пение главы семейства Зубоваловых. Слуха у соседа не было, зато в избытке
«Очередной гимн зарплате, – печально констатировала Рита. – Если Артема даже удастся уговорить зайти, то этот после концерта может основательно помять не только домочадцев, но и гостей. Нет, ко мне нельзя, а то Кулешов скончается от счастья, если мы завтра с фингалами придем».
– А ты далеко живешь? – с намеком спросила Рита.
– Очень, часа полтора ехать, – отчего-то вдруг страстно начал убеждать ее Артем. Девушка опешила. Насколько она помнила, жил Алтаев, судя по предыдущим рассказам, не так уж и далеко.
– Жаль. Я ведь так и не видела твоих картин, а ты обещал показать.
– Конечно, разумеется, – Алтаев встрепенулся и неловко чмокнул ее в щеку. – Мы договоримся отдельно.
Пение наверху оборвалось, стремительно превратившись в скандал. Вопли набирали обороты. Судя по знакомым голосам, Ритина мама была дома. И настроение у нее было самое что ни на есть боевое.
– Ладно, я, пожалуй, пойду, – заторопился Артем. – До завтра, Рита.
Ее имя он произнес опять со смыслом, но это уже не радовало. Рите надоело ждать, поэтому она схватила кавалера за рукав и требовательно взглянула в глаза.
– Что? Что? – растерялся Алтаев, судорожно дергаясь, словно карась на крючке, сожравший не того червяка.
Отвечать на этот вопрос было бы глупо. Ночь, звезды, прохладный сентябрьский ветер, еще не резкий, но уже и не такой ласковый. Как это «что»?
Рита подтянула рыцаря поближе и томно прикрыла глаза.
– Устала? Спать хочешь? – Артем чуть не плакал, трепыхаясь из последних сил.
«Нет, вот придурок! – расстроилась Рита. – Если я ему не нравлюсь, то зачем он со мной столько времени таскался, а если нравлюсь, то чего он так отбивается, как будто я его невинности лишить собираюсь?»
Последняя мысль вдруг зацепилась за сознание, и девушка шепотом спросила:
– Алтаев, у тебя женщины были?
– Где? Дома? Нет, дома родители, там нельзя… женщинам!
– Тёма, не тупи! Ты с кем-нибудь спал?
– Я? Спал? С кем-нибудь? Конечно! Со всеми!
– С какими еще «всеми»?
Разговор зашел в тупик. И как раз тогда, когда Рита решила, что участие в разборках с Зубоваловым принесет значительно больше положительных эмоций, нежели продолжение романтического вечера с коллегой по цеху, Артем полез целоваться. Именно полез, как медведь лезет на забор: сосредоточенно и примитивно.
– Нет, я так не могу, – едва сдерживая
С этими словами она ловко вывернулась и, не попрощавшись, скрылась в подъезде, оставив обескураженного Алтаева в одиночестве.
Жизнь есть жизнь: простая, понятная и такая непохожая на кино. Но любовь, даже в этой банальщине, в этой серости Гусевского существования должна быть красивой. Хотя бы ее начало. Или если и не красивой, то хотя бы не такой нелепой, то ли навязанной, то ли навязчивой.
«Не было мужика, и это не мужик», – решила Рита, торопливо поднимаясь на этаж.
Но порезвиться в узком коридоре родной коммуналки, идя стенка на стенку плечом к плечу с мамой и полоумной, но неадекватно-боевой соседской старухой, не получилось. Неугомонной Шульгиной срочно потребовалась консультация.
– Ритуль, ты одна? – заботливо поинтересовалась на том конце провода подруга настолько дежурным тоном, что сразу становилось ясно: даже если у Гусевой «полна горница гостей» или кавалер под боком, это ни в коей мере не сможет ее остановить.
– А вопли на заднем плане тебя не смущают? – фыркнула Рита. – Я в коммуналке живу, забыла? Когда я одна-то была?
– Я не вовремя? – огорчилась Шульгина, вызвав у Риты острое желание провести эксперимент и подтвердить, мол, да, не вовремя.
– Не тяни, ладно? Чего случилось? Завтра хоть и выходной, а я все равно хочу лечь пораньше.
– Девушки в нашем возрасте вообще не должны спать по ночам. Ночи созданы для другого!
– Другое у меня только что было отправлено в отставку, так что я пока буду отсыпаться. Я тут читала, что в старости люди мучаются бессонницей, так что надо сейчас силами запасаться.
Судя по тишине в трубке, Шульгина вознамерилась серьезно обдумать Ритину мысль.
– Алька, ну почему ты такая черепаха? Говори, зачем позвонила!
– Слушай, тут такое дело… Вот представь, что тебе мужчина дарит зонт. Что это может означать?
– У тебя же день рождения вроде давно был, еще в начале августа, да?
– Да. Тогда он от фирмы цветы подарил и речь сказал. А тут вдруг – раз! – и зонт.
– А у тебя, что, зонта нет? – озадачилась Рита.
– В том-то и дело, что есть!
– Ну, не знаю. Может, у него лишний был, вот он и подарил. Зонт-то новый, не ношеный?
– Новый абсолютно.
– А-а, а то я подумала, вдруг его предыдущая любовница оставила, а твой Ромео решил подарить, чтобы вещь не пропадала.
– Тьфу на тебя. Говорю же – новый!
– А сама что думаешь? – Рита не знала, что предположить. Если бы ей подарили зонт, то она бы с удовольствием его взяла и не мучилась дурацкими вопросами. Зонт и зонт. Какой в нем может быть смысл?
– Во-первых, я думаю, что это намек.