«Коламбия пикчерз» представляет
Шрифт:
– Да?
– Мы хотели бы поговорить с вами о вашей тете, – влезла я. Петренко моргнул, должно быть, пытался вспомнить, есть ли у него тетя. – О Кошкиной Марии Степановне, – напомнила я.
– А-а… – Он вроде бы обрадовался, кивнул и опять уставился на Женькины ноги, но радость его длилась недолго, он вдруг нахмурился и спросил: – А при чем здесь тетя?
Только я хотела спросить «где?», как заговорила Женька.
– Дело в том, что ваша тетя прислала письмо моей подруге. – Она кивнула на меня. – Странное письмо. Анна решила с ней встретиться, и тут выяснилось, что ваша
– Ах, вот в чем дело… К сожалению, я тоже не знаю, – улыбнулся Павел Ильич. – Если честно, я о тете успел забыть. Мои родители развелись, и с родственниками по отцовской линии я не имел никакой связи. Кошкина – сестра моего отца, – счел нужным пояснить он. – Могу я взглянуть на письмо? – спросил он.
Женька мне кивнула, я достала письмо и протянула ему.
– Действительно странное послание, – пожал он плечами. – А почему она обратилась к вам?
– Она читала мои книги. Я пишу детективы.
– А-а-а… – вряд ли это что-то ему объяснило.
– Когда вы видели ее в последний раз?
– На похоронах деда, – ответил он.
– Вы ездили на похороны?
– Что в этом удивительного?
– Ничего, конечно. Но вы сказали, что после развода родителей…
– Пожалуй, я действительно должен кое-что объяснить, – улыбнулся Петренко. – Своего деда я не видел много лет. Родители развелись, вскоре отец погиб, а моя мать со свекром не ладила. Не знаю, в чем причина, она мне никогда об этом не говорила. В детстве я с отцом часто ездил к деду. С моей точки зрения, он был прекрасный человек. Последний раз я был у него после окончания института. Его супруга… в общем, я понял, что мне там совсем не рады. Дед испытывал неловкость, что неудивительно, а я… я решил, что больше к нему не поеду. Глупость, конечно. Но в юности многого не понимаешь. Все последующие годы мы довольствовались звонками. Сначала созванивались на каждый праздник, потом все реже и реже. К сожалению, так часто бывает. Я собирался к нему съездить, но… дела, – развел он руками. – И вдруг пришла телеграмма: дед умер. Разумеется, я поехал на похороны, горько сожалея, что так и не успел повидать его. – Петренко подошел к полке, где стояло несколько фотографий, и повертел одну из них в руках. – Это все, что осталось у меня на память о нем, – вздохнул он.
Мы с Женькой поднялись и подошли ближе. На полке стояла фотография президента и портрет женщины в черном платье с ниткой жемчуга.
– Моя мать, – пояснил Петренко. – Умерла год назад. А вот это мой дед. – Он протянул фотографию мне.
На фото солдатик лет двадцати в шинели и шапке-ушанке улыбался, глядя в объектив камеры. Снят он был на фоне какой-то церкви.
– Ваш дед воевал? – спросила я.
– Да. Это единственная фотография тех лет. Он рассказывал, что к ним в часть приезжали газетчики… Я нашел снимок в бумагах отца после его смерти.
– А с Кошкиной на похоронах вы разговаривали?
– Разумеется.
– О чем?
– О чем в таких случаях принято говорить? Народу было мало, его жена, соседи… жена, по-моему, очень переживала из-за наследства. Тетю это раздражало. Если честно,
– И вы больше не встречались?
– Нет.
– И не заходили к ней домой?
Мой вопрос его вроде бы удивил.
– Заходил ли я к ней? Признаться, я даже не уверен, что точно помню, где она живет. До похорон мы виделись лет двадцать назад. По-моему, она тогда жила где-то в Гончарном переулке.
– Вы знали, что она развелась с мужем?
– Кажется, мама что-то говорила об этом.
– Они общались?
– Нет. Но какие-то сведения до нее доходили, через общих знакомых, наверное. На похоронах у нас не было возможности побеседовать, какие-то общие фразы… в общем, я понятия не имею, как жила тетя все эти годы. И ее письмо для меня загадка.
– Но в детстве вы часто бывали у деда, по вашим собственным словам, – не унималась я, хотя было ясно: ничего ценного от Петренко мы не узнаем. – Может быть, вы слышали какие-то рассказы… или ваша мама что-то вам говорила.
– О чем? – вроде бы удивился Павел Ильич.
– О чем-то, что можно было бы счесть родовым проклятием?
Павел Ильич серьезно посмотрел на меня, потом как-то нерешительно улыбнулся, а в следующее мгновение уже тихо смеялся.
– Боюсь, что из истории моей семьи романа не получится. Понять не могу, что имела в виду тетя… Знаете, если честно, мне она показалась… немного… не в себе, одним словом.
– Чокнутой, что ли? – хмыкнула Женька.
Павел Ильич нахмурился.
– Я не стал бы называть это именно так, но… иногда одинокие женщины в ее возрасте очень увлекаются своими фантазиями. Возможно, она что-то вообразила… развод, смерть отца, ее собственное здоровье. Она сказала мне, что живет на пенсию по инвалидности. Я еще подумал, что надо бы ей помочь. Собирался позвонить, но все руки не доходили.
– Номер телефона она вам оставила?
– Да, мы обменялись телефонами. Но она мне тоже не звонила.
Я точно помнила, что в записной книжке номера телефона племянника не было. Или она не успела занести его в записную книжку, или вовсе не собиралась звонить.
– А почему вы спросили, не был ли я у нее?
– Из ее квартиры выходил мужчина, – вздохнула Женька. Кажется, разговор ее начал утомлять.
– И что? – не понял Петренко.
– Мы пытаемся установить, кто это был.
– Собственно, я с трудом представляю, чего вы хотите? – задал он вопрос, а я подумала: «Странно, что он не задал его раньше».
– Пытаемся найти вашу тетю, – вторично вздохнула подружка.
– Возможно, она не заинтересована в том, чтобы вы ее нашли.
– Возможно, – согласилась я. – Тогда письмо писать не следовало. Вы же должны понимать, что ситуация странная: это письмо и ее внезапное исчезновение.
– Ах, ну да, вы же пишете детективы, – усмехнулся он, но тут же посерьезнел. – Конечно, то, что ее нет уже… неделю, вы сказали? В самом деле странно. Но… она могла уехать куда-то, а соседи и знакомые не в курсе, потому что она просто забыла им сказать. Или не захотела.