Кольцо Афродиты
Шрифт:
– Вы дьявол, а не женщина,- подытожил я.
Алиса зарделась.
– Ну,- говорит,- ты меня возбудил.- Вылижем шампанское?
– Дура,- говорю,- его не лизать, а пить надо.
Мы стали ползать по всей комнате, как Хорьки, и слизывать крупные капли шампанского с мебели.
– Да,- говорю, - Алиса, с вами не соскучишься.
– Со мной,- говорит она,- не соскучишься. Потанцуeм?
– А нету,- говорю.- В смысле, музыки.
– Есть,- отвечает она и нажимает клавишу магнитофона. Из магнитофона полилась какая-то развязная
– Вальсируeшь?
– спросила Алиса.
– Чо?
– Вальс, говорю, танцуeшь?
– Не, - отвечаю,-просто слушаю музыку.
– Да нет, я имею в виду - в принципе: вальсируeшь?
Я встал и покружился на месте.
– Типа,- говорю,- такого?
– Типа,- согласилась она.- Подробности письмом. Счас научу, в общем.
Мы долизали шампанское и закружились в огненном ритме вальса. Рука моя обнимала Алисину талию, ножки шустро перебирали по ковру, с хрустом давя неуклюжих тараканов. Протанцевав три круга по комнате мы рухнули на диван и заснули.
Проснулся я под вечер. Свечи догорели, шампанское испарилось, жизнь выглядела ужасно. Я разбудил Алису и предложил ей до прихода отца подмести с пола тараканов.
– Пусть лежат на счастье,- загадочно улыбнулась Алиса.
Не знаю, что за счастье в дохлых тараканах, но Алиса, махнув на уборку рукой, подсела ко мне и прошептала в ухо:
– Колобок-колобок, я тебя съем.
– Уй, блядь!
– испугался я.- Не ешь меня. Я не колобок.
– Съем,- настаивала Алиса, щелкая вставными зубами в опасной близости от моего носа, приближаясь ко мне, словно диск циркулярной пилы. Я вжался в диван.
– Не ссы,- сказал диван.
Я стряхнул послeдние капли и замер, как истукан.
– Ж-ж-ж-ж-ж,- скрежетала Алиса .
– Мужайся,- посоветовал диван.
– Диван дело говорит,- заметила Алиса, циркулируя по моeй одежде. В мгновенье ока покровы спали к моим ногам, и я предстал перед Алисой нагим , как душа пред Пeтром-ключником.
Тут и ключ завозился в дверях, те распахнулись, но предстал перед нами не Петр, а Николай-Чудотворец, то есть мой папа Коля.
" Вот,- думаю,- блядь, сцена ".
Папа мой тоже был удивлен и подал вид: мол, очень удивлен и не знаю, что думать.
А Алиса - та не растерялась.
– А ну, в ванную!
– весело заорала она.- Смотри, Коляшка, до чего наш Егорка зачмырился! По нему скоро воши будут плясать!
– А почему шампанским пахнет?
– робко спросил папа.
– Это, - говорю,- я. Извини, пап.
– Вижу, - говорит пап,- что не Пушкин.
– Ну, не скажи,- говорю.- Пушкин, тот иной раз...
– А ну, хватит все на Пушкина сваливать!
– прикрикнула на меня Алиса.Марш в ванную!
В ванной она заперлась, пустила воду и разделась.
– Тоже купаться будете?
– удивился я.- Вы, теть Алис, ебнулись.
– Нам давно пора перейти на " ты ",- томно продышала она.
–
– Не ссы,- говорит она.
Легко сказать - не ссы - когда вода кругом журчит. Я-таки не удержался.
– А много на нем грязи?
– спросил из-за двери мой подслушивающий папа Много,- буркнула Алиса.- Под пальцами в катышки скатывается. Коляшка, приготовь пока ужин. А то Егорка голодный.
Я растрогался - гляди ты, запомнила.
Папа, вздохнув, пошел готовить ужин, а Алиса завалила меня в пышную шапку пены и принялась везде трогать, приговаривая:
– Здесь скатывается... и здесь скатывается... и даже здесь скатывается...
ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ Я не надеюсь на возврат И с головой уйдя в разврат Я ублажаю разных дам Прогулками по городам Где сам не разу не бывал Где я не пил и не блевал Вблизи газетного ларька С улыбкой пьяного Хорька Который выпятив чело Ласкает трением стекло Того заветного окна Где отражается луна Чей светлый подлинник повис Цепляясь рогом за карниз Над любопытством мостовых Над головами постовых Чья волосатая рука Сжимает рукоять свистка Во избежании беды И дождь смывает всe следы Оставленные в спешке теми Которых расточило Время.
(КОНЕЦ ЛИРИЧЕСКОГО ОТСТУПЛЕНИЯ )
РЕЧНОЙ ВЪЕЗЖАЕТ НОЧЬЮ
Возле дома царила непонятная суматоха. Из фургонов выгружали мебель и с треском поднимали ее на второй этаж.
"Ефим обставляется,- подумал я.- Видать нашел себе друга с мебельной фабрики, Парашин".
С этими мыслями я вставил было ключ в замочную скважину, как дверь вдруг распахнулась сама, и я оказался лицом к лицу с незнакомой девицей, живо поблескивающей на меня своими черными глазами.
Я сунул ей руку и молвил:
– Гоша.
Она поцеловала руку, поклонилась до земли, перекрестилась и ушла.
" Припезднутая ",- подумал я и вошел внутрь.
В полутемном коридоре было пусто.
– Уй!
– воскликнул Шоколадный Читатель.- А где Оксана?
– А хуй ее знает,- огрызнулся я.- Пошли лучше во двор, покурим.
Мы с Шоколадным вышли во двор и сели на ступеньки крыльца. Я закурил, а Шоколадного послал таскать мебель.
– Чтоб ты сдох!
– послышался через минуту с улицы обиженный вопль Шоколадного, и он, держась руками за голову, вернулся во двор.
– Проблемы?
– спросил я.
– Никаких проблем,- отрапортовал Шоколадный.- Мне шкаф на голову уронили.
Грузчики, чтоб они сдохли. Дальнейший ход повествования понимаю с трудом.
Разрешите удалиться.
– Идите, Шоколадный,- вяло разрешил я.- Впрочем, постойте.Чью мебель носим?
– Шкаф,- заныл Шоколадный.- Тяжелый...
– Мебель, говорю, парашинская?
Под моим тяжелым взглядом Шоколадный льстиво приосанился и доложил:
– Степана Анатольевича Речного мебель. Въезжает в пустующую комнату на втором этажу вместе с четвероногими ассистентами.