Кольцо Фрейи
Шрифт:
– Мы пригласим его! – кивнул Эймунд. – Ведь все мы – ветви одного древнего рода, потомки Одина.
Атли сделал знак, чтобы вновь подали большой рог, окованный серебром и наполненный свежим пивом. Олав конунг встал, огладил свои седеющие, но длинные рыжие усы и привычным движением поднял рог. Некоторые из гостей едва заметно поморщились, ожидая долгой и выспренней речи. И он не разочаровал их:
– Давно уже между родами Инглингов и Кнютлингов тлеет вражда. Еще в те годы, когда дед мой Олав Старый привел свои корабли из Свеаланда и шелковые их паруса покрывали собой все море…
Тут Олав принялся перечислять родню, вспоминать предания о прадедах, мельком
– Так вот, я хочу поднять этот рог за то, чтобы наши ссоры закончились и Светлые Асы даровали нам мир и благоденствие!
Слушатели облегченно перевели дух и закивали, поднимая чаши и кубки. Олав отпил из рога и передал его Кнуту.
– Я призываю в свидетели асов и ванов, – начал тот, поднявшись, – наших божественных предков, что не стану посягать военной силой на Южный Йотланд и вик Хейдабьор, владение Инглингов, при условии, что сегодня будет заключена помолвка между Эймундом сыном Олава и моей сестрой, Ингер дочерью Горма. Прошу быть свидетелями также всех знатных и свободных людей, присутствующих здесь, а если нарушу я клятву, то пусть поразит меня мой меч!
С этими словами он свободной рукой по половины вытянул из ножен меч, висевший на перевязи у пояса; это было замечательное оружие, с ножнами, отделанными узорной бронзой, с крупной мозаичной бусиной в рукояти. Потом он отпил из рога и хотел передать его Эймунду; тот уже поднялся и открыл было рот, собираясь тоже сказать что-то подобающее случаю, но ему помешал голос, донесшийся из дальнего конца помещения, где среди менее почетных гостей сидели люди Олава:
– А откуда у тебя, Кнут сын Горма, этот меч?
Кнут замер, протянув рог Эймунду, Эймунд замер, протянув руки за рогом, и все в доме обернулись на говорящего.
Недаром есть пословица, что каков конунг, такова и дружина, по вождю и шлем. Дружина у Олава Красноречивого была ему поди стать. На людей, которые плохо его знали, он обычно производил самое лучшее впечатление, ибо был представителен внешне, общителен, дружелюбен и всегда очень хорошо относился к слабым, к тому, кто зависел от него и нуждался в нем. Оказывая покровительство таким людям, он чувствовал себя могучим и щедрым героем сказаний. Качества, что и говорить, похвальные, но увы, их почти сводила на нет другая его особенность: как он любил тех, кто от него зависел, так не мог терпеть людей сильных и самостоятельных. Им он не мог оказывать покровительство, ибо они в нем не нуждались, и потому их присутствие было вечной угрозой его самолюбию. Вследствие этого жизненный путь Олава Красноречивого пролегал среди неурядиц и ссор; с хёвдингами Южного Йотланда, с наиболее прославленными и сильными воинами своей дружины он постоянно был в натянутых отношениях, почти ни по какому вопросу не мог прийти к согласию с тингом. Зрелые воины рано или поздно покидали Олава, и с ним оставались только те, кому было некуда уйти, но чья преданность именно поэтому стоила недорого.
Впрочем, численные потери он быстро восполнял: его хорошие стороны привлекали к нему людей отовсюду, поэтому недостатка желающих вступить в дружину Олав не испытывал даже в худшие свои дни. Даже когда он терпел поражения, его выручала громкая слава и вера людей в то,
Правда, Годперт сын Перингера, отпрыск довольно известного в Хейдабьоре фризского рода, бродягой не был. Еще его отец когда-то ходил в походы с молодым Олавом; с ним они тоже ссорились, что неизбежно для всякого, кто знал его много лет, но фриз Перингер всегда возвращался, прослышав о новом походе, сулящем выгоду. Такие походы Олав затевал то и дело, хотя до настоящей выгоды, вопреки всем ожиданиям, дело доходило очень редко. В рядах Олава Перингер и пал, будучи зарублен в последней битве перед Слиасторпом. Его сыну Годперту удалось выжить и уйти в числе остатков Олавовой дружины. Это был невысокий темноволосый парень с тонкими усиками под сломанным когда-то носом; вид у него обычно бывал самодовольный, как у недалеких людей, которым нечем хвалиться, кроме славы предков. В дружине его не любили за склочный и мстительный нрав, но сам конунг привечал и даже ставил другим в пример за то, что Годперт никогда с ним не спорил и громче других хвалил его пение, благодаря чему считался вернейшим человеком. Чему удивляться: лишившись отца и покинув свой дом в Хейдабьоре, Годперт сейчас во всем зависел от Олава и потому мог твердо рассчитывать на его покровительство.
Обычно сонный, в эти мгновения взгляд Годперта горел злобой и не отрывался от меча у пояса Кнута.
– Откуда у меня этот меч? – Кнут было удивился вопросу, потом что-то сообразил и помрачнел, но тем не менее ответил твердо: – Он был взят мной в битве у фьорда Сле, и все видевшие его единогласно признают, что этот меч – замечательное сокровище!
– Уж кому, как не мне, об этом знать! – Годперт встал и с вызывающим видом упер руки в бока, будто мог похвастаться дорогой одеждой или серебряным поясом. – Ведь этот меч принадлежал моему отцу, Перингеру сыну Эллингера, а до него моему деду, Эллингеру сыну Удальрика, а до него другим моим славным предкам, которых я мог бы перечислить, если бы ты был достоин знать имена ограбленных тобой!
– Незачем нашему конунгу знать имена этих жалких людишек! – рявкнул Торкель Ворон, один из наиболее заслуженных людей в дружине Кнута, оскорбленный не только словами, но и вызывающе наглым видом фриза. – Они не стоят рыбьей кости, если родили такого ублюдка, что потерял в бою хороший меч! Меч-то хорош, да вы, сыновья рабынь, не достойны даже удара его рукояти, а не то что права владеть им!
Годперт вскрикнул от негодования и схватился за то место на поясе, где привык находить меч, но сейчас все оружие гостей лежало у Атли в сундуках под замком.
– Кнут, твой человек оскорбил моего человека! – возмутился Олав, и его лицо, только что сиявшее дружелюбной улыбкой, враз ожесточилось и приняло так знакомое его людям выражение тупой решимости, предвещавшее ссору. – Я этого так не оставлю! Вы должны быть повежливее, если хотите, чтобы мы договорились! Я не позволю порочить мою честь при всех этих людях!
– Прекратите, конунги, прошу вас, опомнитесь, не надо ссориться! – Атли попытался подняться, но не смог и только замахал руками. – Не надо оскорблять друг друга в моем доме!