Кольцо и крест

Завацкая Яна

— Верно, - разлепил губы Гэсс. Иост не переставая повторял молитву про себя.

— Скажи ему, - посоветовал сагон, - объясни все. Все, что ты думаешь.

— Иост, - голос друга звучал непривычно тихо и монотонно, - это все равно нельзя выдержать. Не мучай себя. Не надо. Ты все равно сломаешься, так лучше уж сразу. Есть вещи, которые никто выдержать не может.

— Гэсс, - прошептал Иост. В голосе его звучала мука, - что же ты… как же ты мог…

— Все, - резко сказал сагон, - все ясно. Накладывай пластины, Гэсс. Сейчас ты убедишься сам в том, что сказал только что. Рано или поздно ты в этом убедишься, обещаю.

Иост закрыл глаза и стал молиться. Он ощущал руки Гэсса, тот неумело приклеивал к его

телу пластины излучателя. Второй эммендар, более опытный в таких делах, помогал новенькому. Но когда глаза закрыты, легче понять, что тот Невидимый рядом - никуда не делся.

— Святоша, - нервно произнес сагон, - Гэсс, включай!

Иост закричал через несколько секунд. Все нервы горели, как в огне. Боль раздирала тело, рвала кости. Гэсс, повинуясь приказу хозяина, прикрепил на горло друга заглушку. Теперь Иост не мог и кричать.

Сколько все это продолжалось, он не знал. Гэсс работал механически, повинуясь сагону. Он запускал болеизлучатель, потом делал короткую паузу, потом бил снова, еще сильнее. Наконец Иост услышал сквозь мутную кровавую пелену.

— Выйдите, оба, и охраняйте.

Прошло какое-то время. Иост снова стал молиться. Потом вновь появился сагон. Глаза его почему-то сливались, Иосту уже казалось, что у сагона лишь один глаз, посредине лба, мрачный, слепой, сверкающий.

— Какой ты умный, - с иронией произнес сагон, - ты все еще надеешься на него. На чудо какое-то. Да не бывает чудес, ты что, не понял еще? Не избавит Он тебя, не спасет от боли. А так как ты надеешься на Него, а не на себя, то и сломаешься. Разреши дать тебе один совет, Иост. Нельзя в этом мире ни на кого положиться. Ты не доверяешь людям, это правильно. Но ты считаешь себя рабом некоего выдуманного тобой Бога, и как тебе сейчас будет плохо, когда ты убедишься в том, что твой Бог - иллюзия. Есть люди сильные. Очень мало, но есть. Они верят в себя. Гэсса я сломал потому, что он отродясь в себя не верил. Но и ты ведь в себя не веришь, ты не силен. Вот ведь в чем дело. А Бог твой - это иллюзия, она тебя поддерживает, пока еще все нормально. А когда станет по-настоящему плохо, никакой Бог тебя не поддержит, да и с чего бы. Ну вот, я вижу, чувствую, что ты мне уже веришь.

— Не верю, - прошептал Иост.

— Не веришь, но сомневаешься, верно? Правильно сомневаешься. Никого еще твой Бог не спас. Да и глупо это… Ну что ж, ты, вроде, все понял.

Сагон воткнул в плечо Иоста первую иглу.

Святая Мария, матерь Божья…

Молись за нас ныне и в час смерти нашей.

Он еще подумал это перед тем, как упасть, и на долю секунды, мимолетно поразился точности этих слов. Час смерти. Вот он, этот час. Молись за меня, святая Мари!

Он сейчас был размазан в пространстве, как комета с рассеянным ядром, и перестал что-либо видеть и слышать, каждая его клеточка существовала отдельно, и каждая чувствовала. Все десять тысяч миллиардов его клеток вопили, и кроме боли, ничего не было в этом диком мире. Но иногда на долю секунды он словно выныривал из кошмара, и тогда успевал лишь подумать "Мария". И погружался снова. Там думать о чем-либо было невозможно. Кроме разве что присутствия сагона - вот он непостижимым образом присутствовал и там.

В какой-то миг, снова осознав себя, Иост увидел слепые глаза, услышал безмолвный вопрос. До него даже не дошел смысл вопроса, потому что в этот миг он чувствовал где-то рядом сверкающую светлую нить, и за нее нужно было попробовать схватиться, Иост робко подумал "Господи!"

Сагон снова низвергнул его в кошмар, но это было не так, как раньше. Иост видел неистовый свет впереди, свет знакомый. Виденный уже несколько раз в жизни, после Причастия, когда стоя на коленях, Иост обливался слезами. Только теперь во много раз сильнее. Такой сильный и ясный свет, что боль… она не прошла, но вдруг стала несущественной. Иост перестал

быть болью, уже не сливался с ней. Она существовала где-то отдельно. И потом чья-то неизмеримо ласковая рука прикоснулась к нему. Он еще не мог поднять головы, но уже видел. Лицо. С бесконечным удивлением и радостью Иост узнал лицо Аурелины.

Только сияющее и прекрасное, лучше, чем когда-либо в жизни.

— Тебе уже не больно?
– спросила она. Иост вдруг понял, что нет, не больно. Совсем. Боль осталась там, позади.

— Любовь моя, - сказала она, Иост заплакал от счастья.

— Уже все хорошо, - прошептала Аурелина, и темные прекрасные глаза ее смотрели на друга с бесконечным состраданием, - все хорошо, родной. Все кончилось. Пойдем со мной.

Она обратилась к бесконечному Свету, глаза ее светились отраженным сиянием. Иост стал медленно подниматься, держась за ее руку, глядя в неистовое счастье впереди.

— Господь мой и Бог мой…

Ильгет бежала по коридору вслед за Арнисом и Ландзо - кажется, здесь нет никого. Единственное более-менее сохранившееся здание в поселке. Венис с солдатами прочесывает все, что осталось там, снаружи. Такое ощущение, что никого здесь нет. Три двери. Арнис остановился у первой.

— Я беру на себя эту, Ланс, ты следующую, Иль, ты третью. Пошли!

Ильгет пробежала несколько шагов. Активировала зеркальник, он был отключен на время ради экономии энергии. Рванула дверь на себя. Крикнула:

— Всем выйти, оружие на пол, руки за голову!

Никто не выходил. Ильгет подождала несколько секунд и осторожно заглянула.

Боже мой! Прямо перед ней стоял Гэсс! Ильгет бросилась к нему, заметила еще один силуэт в углу комнаты, это задержало ее на долю секунды, и когда она повернула голову, Гэсс уже выстрелил. В руках его было "Солнце", комбинированное оружие, и бикр отвел траекторию спикулы, вонзившейся в потолок, но ударной волной Ильгет отбросило к стене, а воздух вокруг заискрился отраженным и рассеянным лучом. Раскинув руки, Ильгет удержала равновесие, и еще не понимая, совершенно круглыми безумными глазами смотрела на Гэсса, а он выстрелил снова. Ильгет ударилась о стену. В этот миг на пороге появился Арнис, и мгновенно ударил из обоих плечевых бластеров. Гэсс покачнулся. Невидимая сила раздирала его грудь и живот, превращала в мокрую черную, склизкую дыру. У Гэсса не было никакой защиты, ни малейшей. Он упал. Арнис повернулся ко второму охраннику, скорчившемуся в углу.

— - Иль, проверь дальше!
– он коротко глянул на Ильгет, убедившись, что все в порядке, подошел к инастрийцу. Тот весь дрожал. Рядом с ним тоже лежало "Солнце", но парень даже не пытался его взять. Арнис забрал оружие.

Потом он посмотрел на убитого Гэсса, и лицо его страшно изменилось.

— Ничего, - прошептал Арнис, - потом…

Ильгет открыла дверь в соседнюю комнату. Никого там не было. Только на столе, привязанный, лежал человек, которого уже трудно было узнать.

Ильгет подошла. Сжала зубы, чтобы не закричать. Глаза Иоста, налитые кровью, были широко открыты, лицо искривила мука. Ильгет протянула руку, пальцы дрожали. Осторожно она закрыла Иосту глаза. Провела по лицу, стирая кровь. "Господи, помилуй!"

Арнис появился на пороге, подталкивая впереди пленного эммендара.

— Иль, что здесь?

Она не смогла ответить, горло перехватило. Арнис сам подошел к ней. Покачнулся.

— Сагон, - вдруг сказал пленный на своем наречии, - это сагон. Был тут.

Ильгет чуть испугалась, увидев, как Арнис, схватившись за ее руку, как за опору, медленно опускается вниз. Потом поняла и встала на колени рядом с ним, ткнувшись головой в холодный край столешницы, рядом с рукой мертвого, бессильно свисшими пальцами, посиневшими, покрытыми кровью. Арнис бережно взял эту руку и поцеловал. Потом медленно перекрестился.