Кольцо Изокарона
Шрифт:
Я снова начал время от времени пожимать разными плечами.
— Ловкий, но не слишком уж оригинальный, хотя и практически беспроигрышный прием, — устало вздохнул я. — Крючок-заглотыш, забрасываемый в пасть читателю, — чтобы изрядно поломал голову, чем же на самом деле всё кончилось и кончилось ли вообще, — и одновременно зацепка на будущее: авось когда-нибудь, простите, да разрожусь еще раз и напишу продолжение; зацепка и для публики, и для себя, — чтобы тянуло за душу, как незавершенное дело: наполовину вымытое, к примеру, окно или недобритая щека.
— Я, сударь, не мою
— Охотно верю. Но ведь бреетесь же иногда? Вот и представьте следующую картину: мы издадим ваше, повторяю, весьма любопытное сочинение; тираж расхватают, возможно, потребуют еще, начитаются всласть — не исключено, что некоторые до кошмаров, но это уже другой вопрос, — захотят продолжения — и вот тогда-то заноза с мальчиком и кольцом томно заноет, защиплет в груди, засосет под ложечкой, и вы с новым юношеским энтузиазмом и пылом засядете за новые невероятные приключения вокруг очередного нового Волчьего замка. Хау!
С минуту он молча глядел на меня глазами голодного вурдалака, а потом сварливо заявил:
— Нет!
— И что же на сей раз — нет? — полюбопытствовал я.
— Я не напишу больше ни строчки, — торжественно сообщил он.
— А почему?
— А потому, что теперь писать будете вы!
— Да! — Я даже не удивился. — В самом деле? И о чем, позвольте узнать? К тому же учтите: я книг не пишу, я их только правлю.
Он небрежно махнул рукой:
— Это будут уже ваши проблемы. Когда затянет с головой, о чем писать, поймете сами, увидите.
Ну, наконец-то я, кажется, обрел полное моральное право рассмеяться громко, весело и непринужденно. А отсмеявшись, прокаркал:
— Да вы, сударь, еще больший экстравагант, нежели я предполагал в начале нашего разговора. Но согласитесь, беседа мало-помалу сместилась в несколько иное русло по сравнению с исходным. Вы пришли сюда, желая — не желая того, но чтобы издаться. Я, по долгу службы, встал неколебимой естественной преградой на вашем тернистом и скользком пути. Эту преграду — то есть, меня — вы успешно преодолели, и я делаю вам сейчас вполне официальное заявление: мы принимаем рукопись к изданию, заключаем с вами договор, и через некоторое время (только не морочьте мне, пожалуйста, больше голову) книга выйдет в свет — туш! Итак, вы удовлетворены, сударь?
— Нет.
…Эх, наверное, мало пожил я еще на свете, подумал я, маловато потрудился на ниве просвещения (или затемнения) населения, потому что такого типа в моей коллекции монстров еще не бывало.
Хотя сие общеизвестно, не грех лишний раз и напомнить, что середь так называемых писателей помимо нормальных людей довольно шизофреников и дебилов, полудурков и целиком гармонично завершенных идиотов, проституток обоего полу, пьяниц и забулдыг, наконец, просто полуграмотных, едва могущих связать пару слов без того, чтоб не споткнуться, не отличающих тире от дефиса, а запятой от апострофа, девственно чистых умом творцов-демиургов, которые, как то ни удивительно, все поголовно-искренне одержимы чудовищной по своей жестокости для хоть мало-мальски нормального человека идеей: они, и только они, способны (должны, обязаны, призваны!) донести (принести, занести,
Таких чудовищ, повторяю, было в моем паноптикуме-гербарии предостаточно, но вот теперь рядом сидел человек — не проститутка, не забулдыга и вроде не совсем сумасшедший, — которому удалось вполне прилично связать даже не два, а несколько тысяч слов, и который вынудил меня, без протекции начальства и нажима со стороны высоких покровителей, предложить ему то, что я ему предложил, и который…
— Но почему же, черт подери, "нет"?! — громогласно возопил я.
Ответ его был тяжел как булыжник:
— Потому, что история не закончена.
— Ага, — кивнул я, — понимаю. И заканчивать ее, разумеется, придется мне?
Он тоже кивнул:
— Разумеется.
От такой наглости я вспотел.
— Но почему?! — возорал я.
— Да потому, что когда вы, все хорошенько обдумав, придете ко мне домой…
— Вы покажете мне волосатого мальчика! — догадался я. — Так?
Однако чувство юмора действительно не числилось в списке его добродетелей либо же недостатков.
— Мальчик ушел, — с тихой укоризной проговорил он. — Разве вы забыли? Мальчик ушел, но я покажу вам кольцо и конверт…
— Да-да, — сказал я. — Конечно. Кольцо и конверт. А мальчик ушел. Но постойте… — И только тут в голове моей что-то зашевелилось.
А он ждал. Он терпеливо ждал, пока нужные извилины в моем захудалом мозгу сплетутся все же в одним им ведомую хитроумную комбинацию, которая бы позволила мне наконец окинуть мир просветленным, одухотворенным и оплодотворенным репродуктивной работой мысли взглядом — и тогда…
И тогда я вдруг закричал:
— Да вы что, с фонарем столкнулись?! Вы думаете хотя бы иногда, о чем говорите?..
Кажется, впервые на сумеречном, если не сумрачном лице гостя появилась слабая тень улыбки. Не ухмылки, а именно улыбки. И пусть усталой, вымученной — но тень ее появилась.
— А быстро до вас доходит, — сказал он. — За это время можно совершить кругосветное путешествие.
— Скатертью дорога, — предложил я. — Так значит, вы утверждаете, что видели волосатого мальчика собственными глазами?
— Как в данный момент вас.
— И видели то самое кольцо и загадочный конверт?
— Не только видел, но и держал в руках. Они и сейчас в моем доме, в библиотеке, в правом верхнем ящике письменного стола.
— Так-так, — сказал было я и подумал…
Да нет, если честно, ни черта я тогда не подумал. Думать я начал значительно позже, а тогда только сказал "так-так" — и всё.
— Вот потому я и прошу вас придти ко мне, — подытожил он.
Я снова кивнул:
— Ну да, посмотреть содержимое конверта, полюбоваться на загадочное кольцо, а заодно и мимоходом дописать вашу незаконченную историю. Простите, но я все-таки не вижу причины, почему вам самому не заняться этим. Сказавши "А", надо говорить и "Б"…