Кольцо призрака

Прокофьева Софья Леонидовна

Анна увязла в куче сваленных в углу сапог и сумок. Она наклонилась, по спине холодно проехали чьи-то сырые шапки. Шубы не помещались на вешалке. Лапоть ловко подцепил пальцем шубу Анны и потащил куда-то.

– Видала? – услышала Анна быстрый женский говорок. – Оно самое, что нужно. Если куда ехать, только туда.

– Вид у нее, будто вкусней морковки ничего не ела, а он ей сразу меха, пожалуйста.

– Старье облезлое.

– Все равно, пошли, померяем.

Напористые, уверенные голоса разом затихли.

Снова вынырнул Лапоть.

– Познакомьтесь,

моя матушка! – Лапоть попятился. Но сзади оказался пингвин в рост пятилетнего ребенка. Он стоял у дверей, несчастный, толстый, тронутый молью.

– Ох, киска! – Лапоть так и зашелся от хохота. Он неловко упал на косяк, чуть не съехал на пол. – Извини. Это мой дядька привез с Дальнего Востока. Дядька-то мой по матери был настоящий адмирал. По всей форме. Видишь, какую дрянь привез. Погладь, погладь, он ручной! – Лапоть сдобно хихикнул.

«Все врет, – вяло подумала Анна. – Купил в комиссионке и врет».

Откуда-то сбоку, очень прямо держась, вышла чистенькая невысокая старуха и встала рядом с пингвином. Темно-коричневое шерстяное платье, фартук в мелкий цветочек, на голове голубая блестящая косынка с Эйфелевой башней.

«Неужели у него такая мать?» – походя удивилась Анна.

– Катерина Егоровна! – с чуть преувеличенной почтительностью поклонился Андрей.

– Здравствуй, чтой-то ты давно не был, – спокойно сказала старуха.

– Видите! – восхитился Лапоть, шутовски изобразив на лице изумление. Чему? Что старуха умела здороваться?

– Ноги-то не вытирайте, не утруждайтесь, все равно грязи нанесли, – не меняя спокойного лица, сказала старуха.

В комнате было пестро и дымно. Большой, надутый светом абажур обнимал и стягивал к столу чьи-то плечи и головы. Среди обильного хрусталя Анна разглядела много домашней снеди: грибы, капусту, бугристые пироги.

– В складчину, в складчину, – радостно принялся объяснять Лапоть. – Ни в чем не отстаем, девочки натащили. Хрусталь наш, жратва ваша.

Анну кто-то потянул за руку. Илья. Господи, хоть одно человеческое лицо и глаза не стеклянные. Илья усадил ее рядом с собой на низком диване. Анна провалилась во что-то мягкое, не то это был бок Ильи, не то поролон дивана. Андрей оказался напротив. Справа от него Анна заметила миндалевидные, с готовым блеском, глаза, черные прямые волосы, большой рот, нарисованный яркой помадой. Слева были медовые кудряшки и кругло вырезанные ноздри вздернутого носа.

«Лапоть привел. Как всегда. На любой вкус», – успела подумать Анна. Но тут Лапоть подкинул ей подушку, она уселась повыше, улыбнулась Илье.

– До чего я рад вас видеть! – Илья принялся хозяйственно накладывать салаты на ее тарелку. – Почему такая бледная? Устали? – Он налил коньяку в широкую рюмку на короткой ножке. – Выпейте. А я загадал. Но это потом. Я все ждал, ждал… Господи, неужели вы?

– Штрафную! – крикнул кто-то.

Через стол протянулась рука Андрея с рюмкой. К белой манжете, блестя, прилипла бусинка красной икры. Анна чокнулась и выпила рюмку до дна.

– А

со мной? – ревниво шепнул Илья.

У нее мягко и ровно загудело в голове. Хоть согреюсь. Ей казалось, дует изо всех углов этой комнаты, подвешенной в пустоте, сложенной из ненадолго приставленных друг к другу стен. К ним на диван подсадили еще худенькую девушку в черном платье на серебряных бретельках. На ее оголенных плечах лежала изморозь. Илья придвинулся к Анне, крепко обнял ее правой рукой, левой неловко налил коньяк.

Александра, сестра… Почему он не привел ее сюда? А я трусики как раз постирала, и рубашка под подушкой. Временно, временно… Не надо думать. У всех сестры. И Анна снова выпила и снова до дна. Она почувствовала, как рука Ильи затвердела, он тесней прижал ее к себе.

– За что пьем, ребята? – ввинтился в пестрый шум голос Лаптя.

– Это не модно, – пролепетало с дивана черное платье, – сейчас без тостов.

– Ах ты, моя птичка! – засмеялся Лапоть.

– Тут один выпил с тостом, – подхватил низкий мужской голос, – его сразу бутылкой по голове. И главное, совершенно случайно.

– Надо ему позвонить.

– Похоронили давно.

– Да нет, он утонул. В Волге. И тело не нашли, – уточнил еще один голос.

– Это когда было! А потом он уехал в Испанию.

– Испания, Испания, – запел было Лапоть.

– Заткнись, – это был голос Андрея.

Лапоть исчез, провалился под стол и снова выскочил, с мокрой головой, по-собачьи фыркая и отряхиваясь.

– Он ихние духи на наши горбыли меняет, – чей-то уверенный голос.

– Я и говорю: сама была на похоронах, изревелась просто.

– Насчет детей успокойся. Ленка уже вышла замуж за своего фиктивного мужа.

– Да-да, за отца своего ребенка!

– У нее и второй ребенок от отца своего ребенка.

– А Коля? Нет, а Коля?

– Что Коля? Всем подряд давала, а хорошему человеку не дала.

– Совести у нее нету!

– Да он темный, как два подвала.

– Вот у кого сейчас гульба, так гульба.

– А Вадик? – затряслись медовые кудряшки. Они липли к щеке Андрея. – У него сруб. Полдома – русская печь, а на бревнах – зеркала!

– Я на печке, а себя не найду. Руки, ноги чьи? Я своему мужику говорю, найди меня, найди! А он Лидку-суку нашел.

– У него и подпол есть! – зашлось от восторга черное платье. – Бочки – красавицы! И все в них натуральное. И огурцы, и капуста. Это ему местные несут, из благодарности.

– Надо же, что творится. Кому из благодарности? Ему же все по фигу.

– Это потому что в него стреляли. Киллер один знакомый. Его потом по кускам собирали.

– Да нет, – просунулся еще один голос, – уж сколько я всего перепробовала, все равно на нем остановилась.

– У, милая, ты еще не скоро остановишься, – захохотал Лапоть. – Ниночка, да с твоей-то фигурой!

– Плевать он хотел на мою фигуру, увидите, увидите, он меня скоро усыпит. Мурку мою он уже усыпил, надоела. А может, я его сама сперва усыплю!