Кольцо с тремя амурами

Князева Анна

– В чем? – спросила Надежда.

Не отвечая на вопрос дочери, он обратился к Дайнеке:

– Что там у вас случилось?

До сих пор молчавшая Людмила Николаевна решила вступиться за дочь:

– Все нормально. Верно, Людмила?

– Он прав, – сказала Дайнека, уставившись в свою пустую тарелку. – В первый же день со мной произошел странный случай.

Не сговариваясь, все отложили вилки и приготовились слушать.

– Перебирая в ящике реквизит, – продолжила она, – я нашла сумку. В ней лежал паспорт на имя Свиридовой Елены Сергеевны.

Еще там был старый червонец и помада фабрики «Рассвет».

– У меня в молодости такая была! – почему-то обрадовалась Мария Егоровна.

– Мама… – укоризненно прошептала Надежда.

Дайнека снова заговорила:

– Валентина Михайловна попросила меня отнести паспорт по месту прописки. Когда я туда пришла, мне рассказали, что девушка эта пропала…

– Как это? – переспросила Надежда. – Если бы пропала, показали бы в новостях.

– Она пропала тридцать лет назад. Ее не нашли.

– Кто тебе об этом сказал? – поинтересовался Витольд Николаевич.

– Старухи во дворе. Потом я пошла в полицию, и мне все подтвердил начальник Управления.

– Труфанов?

– Я случайно попала к нему в кабинет.

– Он-то откуда знает? – спросила Надежда, сметая между делом крошки со скатерти.

Дайнека ощутила непреодолимое желание выложить все, что узнала.

– Это было его первое дело. Василий Дмитриевич тогда был еще лейтенантом.

– Запомнить немудрено, – заметил Витольд Николаевич. – Город у нас тихий, не каждый день такое случается. В то время люди не пропадали. Теперь – другое дело. Что ни месяц – кого-нибудь ищут. Насчет того, что ее не нашли, нисколько не удивлен. Сыщики говорят: первый день золотой, второй день серебряный, а третий – бронзовый. В то время пропавших людей начинали искать только по истечении трех дней.

– Это еще почему? – возмутилась Мария Егоровна.

– Заявление в милиции принимали на четвертые сутки.

– Безобразие, – прошептала старуха.

Дождавшись момента, когда можно было вставить хоть слово, Дайнека продолжила:

– Поскольку на сумке не было инвентарного номера, мы с Валентиной Михайловной решили, что много лет назад Свиридова ее потеряла. Например, сумочку после спектакля сгребли вместе с реквизитом и случайно сунули в ящик.

– Такое часто бывает! – подтвердила Мария Егоровна. – Однажды после концерта мы собирали сценические костюмы, и я, дура старая, прихватила мужские брюки. Хорошо костюмерную закрыть не успели! Смотрю, идет по коридору артист в белых трусах…

– Мама!

– Молчу-молчу. – Старуха взяла ложку и подложила Дайнеке салата.

Поковыряв его вилкой, она сказала:

– Здесь что-то не складывается…

– Что именно? – спросил Витольд Николаевич.

– Уголовное дело возбуждено не было.

– Для его возбуждения нужны факты, подтверждающие, что в отношении пропавшей были совершены противоправные действия.

– Их не было, – согласилась Дайнека. – Художественный руководитель Дома культуры видел, как она села в машину, на заднем сиденье которого лежал большой

чемодан.

– Все ясно, – прокомментировал Витольд Николаевич. – Девчонка просто сбежала с каким-то молодчиком.

– Ее объявили в розыск.

– Обычная практика.

Дайнека строго оглядела всех, кто сидел за столом, будто призывая обратить особое внимание на то, что она сейчас скажет.

– Худрук сообщил, что в руках Свиридовой была сумочка. На самом деле сумка вместе с паспортом тридцать лет пролежала в ящике со сценическим реквизитом.

Людмила Николаевна робко предположила:

– Выходит, девушка уехала без паспорта и без сумки… – и помолчав, добавила: – Или вообще не выходила из Дома культуры.

– Думаешь, ее убили? – спросила Надежда.

– Глупостей не говорите! Дело к ночи, – вмешалась Мария Егоровна и стала раскладывать по тарелкам второе, – давайте лучше поедим!

Откусив кусок котлеты, Дайнека продолжала:

– Сегодня я говорила с Сопелкиным и побывала у матери девушки.

– Сопелкин?.. – Витольд Николаевич прищурился, будто что-то припоминая. – Не тот ли Сопелкин, что работал в Доме культуры?

– Это он видел, как уезжала Свиридова.

– Хорошо его знаю, человек ненадежный.

У Дайнеки мелькнула мысль, от которой похолодел кончик носа.

– А что, если он не видел, как она уезжала? Или видел, но что-то другое?

– И нарочно соврал, чтобы не возбуждали уголовное дело… – подхватила Надежда.

– А вдруг и того хуже… – Мария Егоровна осенила себя крестом. – Не он ли ее убил?

– Ну-у-у… Пошла писать губерния! – Витольд Николаевич поднялся из-за стола и прошелся по комнате. – Угомонитесь, сороки!

Дайнека вздохнула.

– Очень жалко ее мать. Она придумала сказку, что дочь уехала на юг и там хорошо устроилась. Я хотела отдать ей сумку и паспорт, но не смогла. Пусть себе верит, если ей так легче жить.

Людмила Николаевна погладила дочь по руке и ласково прошептала:

– Милая моя деточка…

Витольд Николаевич спросил:

– Где сейчас эта сумка?

– У меня.

– Можешь показать?

Дайнека встала, вышла в прихожую и принесла Кораблеву сумку. Он взял, щелкнул замочком и высыпал на стол все ее содержимое. По скатерти покатилась помада, брякнули спички, выпали платок и старый червонец.

– Тысячу лет таких не видала. – Надежда взяла десятирублевую купюру и зачем-то проверила на просвет. Убедившись, что водяные знаки на месте, вернула бумажку на стол.

Витольд Николаевич обратился к жене:

– Принеси, пожалуйста, ножницы.

– Зачем? – удивилась та.

– Не спрашивай. Принеси!

Мария Егоровна проковыляла к буфету, нашла ножницы и отдала мужу. Он вывернул из сумки подкладку и резким движением вспорол ветхую ткань. Вынул картонку, отшвырнул в сторону и запустил внутрь руку. После чего вытащил заполненный бланк.

– Что это?! – вскрикнула Дайнека.

– Билет на самолет, – произнес Кораблев.

– А почему он такой?