Кольцо Сатаны. (часть 1) За горами - за морями
Шрифт:
Опять зашли к десятнику, он чай согрел, пожурил гостей, что не привезли «этого-самого», но добродушно, по-отцовски.
Тут и груженая машина подъехала, шофер тоже приложился к кружке с горячим чаем. Мацевич всем сунул крепкую лапу и сказал, что ждет в гости. И не с пустыми руками. А так на так.
Через час Морозов уже рассказывал Пышкину, как им «подфартило». И про новую земельную находку, про озеро, которое можно спустить и заиметь на 23-м километре отделение совхоза с хорошей пашней — тоже рассказал, упомянув, что нельзя упускать такую находку, с чем главный согласился,
— Сколько на лесозаготовке навозу?
— Тонн до пятисот, много свежего, — ответил Сергей. — Этот хоть сейчас на парники.
— Ты побудь здесь, я поговорю с директором. — И ушел.
Вернулись они гурьбой: Бабичев, Андросов, Руссо и, конечно, Пышкин. Снова пошел разговор об озере, долинке, о навозе. Да, вот и возможность еще расширить хозяйство, вот и начнем возить навоз. Куй железо, пока горячо.
Бычков и Морозов ночевали в теплице. Разговорам с Кузьменко не было конца. Спать легли поздно, а ранним утром тепличник поднял Сергея и тот убежал сперва в кладовую за «магарычом», а потом в гараж. К полному рассвету он уже ехал на лесозаготовительный лагпункт.
Половина февраля осталась за плечами. Сергей вспоминал об этом по десять раз на дню. И всякий раз с каким-то волнением, которое никак не назовешь радостным. Скорее, тревожным.
Оставалось пятнадцать дней до свободы…
Размышляя о будущем, Морозов ловил себя на мысли, что радостного у него будет немного. Да, покинет лагерь. Да, получит паспорт. Но куда бы он не приехал, за ним следом приедет и «дело». Местный райотдел НКВД сразу поставит бывшего зэка на особый учет, за ним будут строго следить и даже малая ошибка в его работе немедленно обратится в преступление, а неудачное выражение в разговоре, в споре так же легко превратится в антисоветчину. Словом, начнется условно вольная жизнь. До первой ошибки. А там…
Мудрый наставник Кузьменко не однажды твердил ему, не обольщайся скорой свободой, подумай, не лучше ли на год-другой оставить мысль о возвращении на родину, найти работу здесь, даже заключить договор с дьяволом, называемым Дальстрой, на год, на три года. На Колыме таких, как Морозов, великое множество, слежка хоть и велика, но и «бывших» с каждым годом прибавляется, без них не обойтись; в этой среде легче остаться незамеченным, тем более что агрономы нужны, авторитет у Морозова имеется, устроиться ему легко.
Сергей согласно кивал головой, но в душе постоянно жила нарастающая мысль о теплоходе, который увезет его от здешних проклятых берегов… И сердце учащенно билось, рвалось туда, где родные люди и родимый край — пусть и бедный, разрушенный коллективизацией, залповыми посадками, дикой несусветицей в хозяйственных делах, когда думающие люди сведены в разряд исполнителей, а безнравственные неучи и недотепы — в категорию руководящих.
Он с благодарностью вспоминал, сколько добрых, умных, воспитанных людей встретилось ему за три года заключения. Без их мудрых советов, без направляющих мыслей, без их поддержки он бы скатился до положения безысходности, пропал бы в безвестности, не встреться ему на пути Черемных, отец Борис, Антон Иванович, Машков, Кузьменко, Пышкин, Руссо, Андросов, друзья по
После одного из трудных дней, когда Морозов «выкачивал» органику из лесозаготовительного пункта, ночевать он снова остался в теплице. Самого Кузьменко не было, работали три женщины, среди них Вероника Николаевна. Она так и осталась работать в теплице, освоила новую профессию тепличницы. Кузьменко оценил ее ум и трудолюбие. Морозова она всегда встречала по-матерински ласково, советы ее были уместны и благодатны.
И на этот раз они поговорили. Вероника Николаевна участливо сказала Сергею, что он похудел, и добавила: — Не надо задумываться над тем, чего может и не быть.
Он понял, кивнул.
И тут Вероника Николаевна смущенно спросила:
— Не может ли он помочь ей?
— Могу, — не задумываясь ответил Сергей.
— Вы свободно ходите по совхозу, ездите по трассе. У вас есть знакомые из вольнонаемных. А я не могу отправить письмо с уверенностью, что оно дойдет. Не могли бы вы… Через вольнонаемных. В письме нет ничего запретного, предосудительного. Из лагеря я отправила уже шесть писем. И никакого ответа. Их просто сжигают. Ведь я — без права переписки.
— Давайте ваше письмо. Попробуем, — сказал Сергей.
Исписанные листки он свернул и спрятал.
— Ради Бога, будьте осторожны! Если что — скажите, нашли на дороге и хотели прочесть из простого любопытства. Простите, что затрудняю вас…
Так уж получилось, что через день Морозова пригласил к себе Руссо. Они посидели над составлением текста о возможности использования мелких озер в высоких широтах, даже в тундре, для создания пашни или пастбища. Ученый был доволен, то и дело завязывался разговор на разные темы. И вот тогда Сергей решился спросить, а не может ли он, Руссо, помочь ему в одном добром деле.
— А почему и нет? — сказал несколько удивленный почвовед.
— Письмо… — сказал Сергей и почувствовал, как у него пересохли губы. — У меня есть письмо одного заключенного к семье. Не могли бы вы отослать. Просто опустить в почтовый ящик, когда будете в городе. Или заказным.
Руссо задумался. Знал, что это деяние наказуемо, договорники давали подписку не входить ни в какие отношения с заключенными. Тем не менее…
— Там ничего такого, надеюсь?..
— Там решительно ничего… Я ношу это письмо с собой, в город, как понимаете, поехать не могу и потому обращаюсь к вам.
Руссо думал, сидел, сблизив светлые брови в какой-то отчаянной решимости, потом посветлел и протянул руку:
— Давайте. Я завтра буду в Магадане. И опущу в ящик на почтамте. Адрес есть?
— Есть. А вот конверта и марки нет.
— Поправимо. — Он достал из стола конверт и положил перед Морозовым. — Пишите четко и разборчиво. А я пока выйду.
Вышел и повернул из коридора ключ. Такой конспиратор…
Сергей достал из распоротого брючного пояса сложенные страницы, расправил их, взял чистый лист со стола и вместе с письмом положил в конверт. Написал адрес и засунул конверт под бумаги.