Кольцо Соломона
Шрифт:
Последовала пауза, во время которой мы с Факварлом успели прикинуть все, что вытекало из сказанного, разобрались в тонкостях и нюансах и продолжали смотреть на волшебника с опасливым недоверием. [63]
Хаба издал горлом глухой и сухой звук.
— Ну, что же вы так нерешительны, рабы? Джинн Факварл оставит службу у меня первым. Встань в круг, будь любезен.
И он приглашающе махнул рукой. Бесы еще раз окинули круг взглядом и не обнаружили никаких ловушек ни на одном из планов.
63
Мы,
— Вроде как все честно… — пробормотал я.
Факварл пожал плечами:
— Сейчас увидим. Ну что, Бартимеус, так или иначе, а пора прощаться. Может, еще тысячу лет не увидимся.
— Лучше две, — сказал я. — Но сначала, пока ты не ушел, признай одно: я ведь был прав?
— Насчет девчонки-то? — Факварл надул щеки. — Ну… может, и да. Но я своего мнения не изменю. Люди — это еда, а ты всего лишь мягкотелый слабак.
Я ухмыльнулся:
— Ты просто завидуешь. Ведь это благодаря моему уму и проницательности мы получили свободу. Я с первого взгляда понял, что Кирина…
— Ах, Кирина? Ты, значит, успел познакомиться с ней достаточно близко, чтобы называть ее по имени? — Факварл покачал своей круглой башкой. — Нет, Бартимеус, ты меня точно в гроб вгонишь! А ведь некогда ты нес гибель и горе царям и простолюдинам без разбору! Ты был грозным джинном, героем легенд. А нынче только на то и годишься, чтобы болтать с девчонками. Позорище, право слово! И не трудись отрицать. Ты же знаешь, что это правда!
С этими словами он вспрыгнул на возвышение. Черные огоньки свечей дрогнули и заметались.
— Что ж, — сказал он волшебнику, — я готов! До свидания, Бартимеус. Подумай над тем, что я сказал!
На том мы и расстались. Не успел Факварл очутиться в центре пентакля, как волшебник прокашлялся и принялся читать заклинание Отсылания. Это был египетский вариант лаконичного шумерского оригинала, на мой вкус несколько длинноватый и чересчур цветистый, но, сколько я ни вслушивался, все вроде бы было как следует. Ну и Факварл тоже вел себя как подобает. Как только заклинание было дочитано и узы распались, стоявший в кругу бес радостно завопил, подскочил и исчез из этого мира. [64] Слабое эхо, стон, донесшийся из сущностных клеток, и тишина.
64
На краткий миг, когда сущность Факварла стряхнула с себя земные ограничения и обрела безграничные возможности Иного Места, на семи планах появилось сразу семь Факварлов, все слегка смещенные относительно друг друга. Потрясающее было зрелище, но я особо вглядываться не стал. С меня и одного Факварла довольно.
Факварл исчез. Факварл был свободен.
Я не стал больше ни о чем раздумывать. Бес одним мощным прыжком очутился в кругу. Замешкавшись лишь затем, чтобы сделать оскорбительный жест в сторону Гезери, который злобно пялился на меня из теней, я встряхнулся, гордо вскинул хохол на лбу и обернулся к волшебнику.
— Ну вот, — объявил я, — я готов!
Хаба
— Ах да, Бартимеус… сейчас, сейчас.
Я принял еще более небрежную позу, широко расставив кривые ноги, уперев в бока когтистые лапы, запрокинув башку и выпятив вперед все свои подбородки. И принялся ждать.
— Я в любой момент, как только, так сразу! — сообщил я.
Волшебник даже головы не поднял.
— Да-да…
Я снова переменил позу, решительно сложив руки на груди. Хотел было расставить ноги еще шире, но потом передумал.
— Я все еще тут! — напомнил я.
Хаба вскинул голову; глаза у него сверкнули в зеленовато-голубом сумраке, точно у гигантского паука.
— Да, это верно, — сухо и удовлетворенно сказал он. — Ты все еще тут. Все должно пройти успешно…
Я вежливо кашлянул.
— Очень рад, — сказал я. — Отпустил бы ты меня и мог бы сразу спокойно заняться своими делами… не знаю уж, какие у тебя там дела…
Тут я затих и вроде как осекся. Не нравился мне этот блеск в его больших, бледных глазах.
И он снова расплылся в этой своей тонкогубой улыбочке и подался вперед, впившись ногтями в конторку, как будто хотел пронзить слоновую кость насквозь.
— Бартимеус Урукский, — произнес он вполголоса, — неужели ты думаешь, будто после всех хлопот, что ты мне причинил, после того, как ты настроил против меня самого царя Соломона, так, что меня отправили в пустыню ловить разбойников, после того, как ты напал на беднягу Гезери тогда на стройке, после того, как ты непрерывно демонстрировал мне свою наглость и неповиновение, неужели ты думаешь, что после всего этого я возьму и отпущу тебя на волю?
Ну, если так поставить вопрос, пожалуй, это и впрямь было бы странно.
— Но ведь разбойники же, — начал я, — ведь это же благодаря мне…
— Если бы не ты, — отвечал волшебник, — мне вообще не было бы дела до разбойников!
Ну что ж, и это тоже была правда.
— Ладно, — сказал я, — а как насчет жрицы? Ты только что сказал, что…
— Ах да, очаровательная Кирина! — улыбнулся Хаба. — Которая искренне верит, будто простая девчонка из какого-то дикого захолустья может запросто явиться поболтать с Соломоном! Сегодня она будет пировать в моем обществе и дивиться чудесам дворца, а завтра, быть может, если Соломон окажется занят и ему будет не до нее, я сумею убедить ее прогуляться со мной. Быть может, она спустится сюда. Быть может, она забудет о своей дипломатической миссии. Кто знает? И да, раб, я обещал ей, что отпущу тебя на волю, и так тому и быть. Но в уплату за беды, которые ты на меня навлек, ты на прощание сослужишь мне еще одну службу.
Его рука пошарила в складках одежд, достала что-то белое и блестящее и показала его мне. Это была бутылочка. Кругленькая такая бутылочка, наверное, с детский кулачок размером. Изготовлена она была из толстого прозрачного хрусталя, граненого, блестящего и сверкающего, украшенного стеклянными цветами.
— Нравится? — спросил волшебник. — Египетский горный хрусталь. В гробнице нашел.
Я поразмыслил.
— Цветочки несколько лишние. Безвкусица.
— Хм… Ну да, пожалуй, в эпоху третьей династии вкусы и впрямь были простоваты, — согласился Хаба. — Впрочем, тебе, Бартимеус, беспокоиться не о чем. Тебе на них смотреть не придется, потому что ты будешь внутри. Вот этот сосуд, — сказал он, поворачивая его так, чтобы грани засверкали ярче, — станет твоим домом.