Кольцо Соломона

Страуд Джонатан

— Бартимеус, принес артишоки с Атласских гор.

— Секундочку, секундочку… У нас тут столько рабов…

Джинн вытащил из-за уха стило и зарылся в свитки.

— Алеф… Бет… Где же это? Эти мне современные языки, никакой в них логики! Ага, вот! — Он поднял глаза. — Так, еще раз: как тебя звать?

Я топнул сандалией.

— Бартимеус!

Боско заглянул в свиток:

— Бартимеус Гилатский?

— Нет.

— Бартимеус Тель-Баташский?

— Нет.

Он развернул свиток дальше. Последовала длительная пауза.

— А, Бартимеус из Кирбет-Деламийя?

— Да нет же! Клянусь Мардуком, где я там у тебя? Бартимеус Урукский, известный также как Сахр аль-Джинни, знаменитый наперсник Гильгамеша и Эхнатона, одно время бывший наиболее доверенным джинном Нефертити!

Надсмотрщик

вскинул голову.

— А, так ты джинн? Это же у меня список фолиотов!

— Фолиотов?! — в гневе воскликнул я. — При чем тут я?!

— Ну, судя по твоему виду… Ладно, ладно, уймись, хватит буянить! Ну да, теперь я знаю, кто ты. Один из смутьянов Хабы? Можешь мне поверить, твоя былая слава его совершенно не волнует!

Боско отвлекся, чтобы отдать приказы бесам. С трудом подавив желание сожрать его вместе со свитками, я угрюмо тряхнул головой. Единственное светлое пятно во всем этом унизительном разговоре — что никто другой его не слышал. Я отвернулся…

— Привет, Бартимеус!

…И увидел перед собой широкоплечего, пузатого раба-нубийца. Нубиец был лысый, красноглазый, в юбочке из леопардовой шкуры, с большим мачете, заткнутым за пояс. На толстой бычьей шее он носил семь ожерелий из слоновой кости, а на губах у него играла знакомая ехидная ухмылка.

Я поморщился.

— Привет, Факварл.

— Ну вот, видишь, — сказал джинн Факварл, — хоть я тебя признал! Так что твое былое величие все еще не забыто. Не теряй надежды, друг! Быть может, в один прекрасный день «Балладу об артишоках» будут петь вечерами у огня, и легенды о тебе не умрут!

Я злобно уставился на него.

— Чего тебе надо?

Нубиец указал назад, за свое коричневое плечо.

— Наш ненаглядный хозяин велит, чтобы вся компания собралась на холме позади дворца. Все уже на месте, одного тебя ждут!

— Чем дальше, тем лучше! — кисло сказал я. — Ладно, пошли!

Прекрасный юноша и приземистый нубиец зашагали прочь через двор. Попадавшиеся навстречу мелкие духи, прозревая на высших планах нашу истинную сущность, поспешно отпрыгивали в сторону. У задних ворот бдительные полуифриты с мушиными глазами и ушами летучей мыши спросили наши имена и номера и сверились с какими-то еще свитками. Наконец нас пропустили, и мы очутились на неровной площадке на краю холма. Внизу белел город.

Неподалеку стояли и ждали, выстроившись в ряд, шестеро духов.

Все мои предыдущие задания выполнялись в одиночку, своих товарищей по несчастью, непокорных джиннов, я видел всех вместе впервые, а потому принялся внимательно их разглядывать.

— Ну и сброд, — заметил Факварл. — Только тебя тут и не хватало, для полного счастья! Жуткие твари, все до единого — но этого мало. Каждый из нас убил или искалечил своего предыдущего хозяина — если не считать Хосрова, который просто смертельно оскорбил свою хозяйку, наговорив ей немыслимых грубостей. Банда опаснейших преступников!

Некоторых из присутствующих — например, Факварла — я знал и недолюбливал уже много лет; другие были мне незнакомы. На первом плане все выглядели как люди, более или менее соблюдая пропорции. [19] У большинства были мускулистые конечности и точеные торсы, хотя и не такие точеные, как у меня; кое-кто предпочел иметь кривые ноги и толстое, отвислое пузо. Все были одеты в простые домотканые юбочки, какие обычно носили мужчины-рабы.

Однако, подойдя поближе, я заметил, что каждый из мятежных джиннов хоть чуть-чуть, да исказил свой человеческий облик, придав ему нечто демоническое. У одних из волос торчали рожки, у других были хвосты, длинные заостренные уши или раздвоенные копыта. Эти признаки неповиновения смотрелись рискованно, но стильно. Я решил не отставать от других и украсил свой лоб небольшими бараньими рожками. Нубиец Факварл обзавелся элегантными, остро отточенными клыками. Приукрасившись таким образом, мы заняли свои места в строю.

19

Указы Соломона требовали от нас за пределами дворца неизменно сохранять человеческий облик. Появляться в обличье животных и мифических существ было запрещено; запрещалось

также наделять себя бросающимися в глаза уродствами, а это жаль. Идея состояла в том, чтобы не пугать простой народ отталкивающими зрелищами — вот Бейзер, например, обожал разгуливать с конечностями, приделанными задом наперед. Да и ваш покорный слуга, надо признаться, однажды отправился на базар за смоквами в обличье разлагающегося трупа, что привело к знаменитой «панике во фруктовых рядах», во время которой пятнадцать человек затоптали насмерть. Зато смоквы мне удалось купить по самой что ни на есть бросовой цене, так что, как видите, все получилось к лучшему.

Мы ждали. На вершине холма дул жаркий ветер. Далеко на западе громоздились над морем облака.

Я переступил с ноги на ногу и зевнул.

— Ну так что, — сказал я, — где его носит-то? Мне скучно, я устал и не отказался бы от жирного беса. Кстати, я видел несколько штук там, во дворе. Если провернуть все по-тихому, никто их не хватится. Возьмем мешок…

Сосед ткнул меня локтем.

— Тсс! — прошипел он.

— Да ладно, что тут такого? Все мы так делаем!

— Да тихо ты! Он пришел!

Я застыл. Остальные семеро джиннов вытянулись по струнке, и все мы окаменели, глядя прямо перед собой стеклянным взглядом.

На холм поднимался человек, одетый в черное. За ним тащилась длинная, тонкая тень.

7

Бартимеус

Его звали Хаба, [20] и, кем бы еще он ни был, волшебником он был превосходным. По происхождению он, вероятно, был уроженцем Верхнего Египта, смышленым сынишкой какого-нибудь земледельца, коротавшего свой век, копаясь в черном нильском иле. Потом, как это было заведено столетиями, на парнишку обратили внимание жрецы Ра и забрали его в свою гранитную твердыню в Карнаке, где такие толковые мальчики воспитывались во мраке и в дыму, постигая двойное искусство магии и власти. Более тысячи лет эти жрецы делили с фараонами владычество над Египтом, то соперничая с ними, то поддерживая их; и во дни расцвета Египта Хаба, несомненно, остался бы там и интригами и отравой пробил бы себе путь к столпам власти. Но ныне фиванский трон обветшал и пришел в упадок, а в Иерусалиме воссиял новый, более яркий свет. Честолюбие грызло Хабу изнутри. Он узнал от своих наставников все, что они могли ему поведать, и отправился на восток искать себе места при дворе Соломона.

20

Это было не настоящее его имя, конечно. Так, прозвище на каждый день. Ничего не значащее, всего лишь маска, предназначенная надежно скрыть его истинную сущность. Имя же, данное ему при рождении, ключ к его силе и к самому его сокровенному, было вычеркнуто отовсюду и кануло в забвение. Так поступали с истинными именами всех волшебников.

Быть может, он провел здесь много лет. Однако он по-прежнему влачил за собой запах карнакских благовоний. Даже сейчас, когда он поднялся на холм и остановился, глядя на нас в сиянии полуденного солнца, в нем было нечто, напоминающее о подземельях.

До сих пор я встречался с ним только в его башне, в помещении для вызывания духов, и там мне было слишком плохо, чтобы рассмотреть его как следует. Но сейчас я разглядел, что кожа его имеет легкий сероватый оттенок, наводящий на мысли о подземных святилищах без окон, а глаза у него большие и круглые, как у пещерных рыб, обитающих в темноте. [21] Под каждым глазом виднелся узкий и глубокий рубец, спускающийся почти вертикально через всю щеку к подбородку. От природы ли у него такие отметины, или же их оставил какой-нибудь отчаянный раб, оставалось лишь гадать.

21

Они были еще и противно-влажные, как будто он вот-вот расплачется от вины или печали, или от сочувствия к своим жертвам. Думаете, он и впрямь был на это способен? Как бы не так! Подобные эмоции были чужды сердцу Хабы, плакать он и не думал.