Кольцо великого магистра (илл. Л. Фалина)
Шрифт:
Однажды в перерыве между танцами, когда странствующий певец принялся читать стихи, Гневаш из Дальвиц подошел к королеве, сидевшей рядом с принцем, и что-то шепнул ей на ушко.
Ядвига вскочила с кресла, взяла за руку Вильгельма и отвела его к укромной нише в коридоре.
— Сегодня ты будешь в королевском замке, мой муж. Замок охраняют люди князя Мазовецкого, — сказала Ядвига, прижимаясь к его груди, — и никто не посмеет просить моей руки.
Через
Посетив францисканский монастырь, Андреус Василе сразу узнал дворцовые новости. Изрыгая проклятия, он бросился в замок.
Он разыскал каштеляна Добеслава из Куроженк. Доблестный рыцарь с серебряными волосами, выпив от грудной простуды горячего молока с медом, собирался ко сну.
— Прошу вельможного пана созвать королевский совет, — потребовал монах, — у меня важное дело.
— Не можно ночью созвать совет, на то есть день, — удивился рыцарь.
— У меня важное дело, — настойчиво повторил францисканец. Нос его побелел. — Благо отчизны, рыцарь, в твоих руках.
Каштелян закашлялся, подумал и послал слуг за главными членами королевского совета.
Францисканец срывающимся голосом объявил вельможным панам о согласии литовского князя стать мужем королевы Ядвиги.
Советники долго сидели молча, опустив глаза.
— Мы старались, чтобы Вильгельм каким-либо неожиданным образом не сделался настоящим мужем Ядвиги, — сказал хорунжий, — но, видно, судьба была против нас, и Вильгельм третий день находится в покоях королевы.
— Что вы наделали, старые дураки! — закричал монах, чуть не плача. — Ягайла отдает вместе с Литвой и Жмудью все русские земли! Я убью себя, если наше святое дело сорвется… Но прежде, панове, я передушу всех вас своими руками. Выжившие из ума обезьяны… Церковь и его священство папа никогда не простят вам предательства!
Несмотря на тяжкие оскорбления, паны королевского совета молчали.
— Немедленно во дворец! — крикнул он, пристукнув ногой. — Надо найти австрийского теленка и проломить ему башку, пока он не стал зубром… Это все, что мы можем сделать для спасения святого дела.
— Оскорбить королеву? — с испугом произнес Добеслав. — Может быть, мы подождем архиепископа? Его священство должен быть скоро в Кракове.
— Я служу господу богу и пречистой деве, — перебил монах, — и все дозволено, когда дело идет во благо святой церкви. Ждать нам нельзя и часу. Я хочу видеть настоящих поляков, а не выродков, которых нельзя назвать ни поляками,
— Во всем виноват пан Гневаш из Дальвиц, — начал было объясняться королевский казначей, — он подговорил князя Зимовита Мазовецкого, а князь…
— Доблестный пан, — не слушая казначея, обратился монах к Добеславу из Куроженк, — вы всегда были хорошим католиком. Я прошу вас через час пропустить меня в королевский замок с верными людьми. Я все беру на себя.
Члены королевского совета снова опустили глаза.
— Стража пропустит тебя, святой отец, в замок и всех, кто будет с тобой, — выдавил наконец из себя каштелян.
Францисканец встал, поклонился и молча вышел.
Глава тридцать пятая.
УБЕЖДЕНИЕ, ПООЩРЕНИЕ, ПРИНУЖДЕНИЕ
Со стороны литовской дороги раздалась отдаленная песня боевой трубы. На рыночной площади не все обратили на нее внимание. Горожане продолжали волноваться и проклинать рыцарей.
Подошли пивовары, составлявшие одно из самых сильных братств. Под Кенигсбергским замком стало еще многолюднее.
— На замок! — раздались упрямые голоса. — На замок!
— Разгромим осиное гнездо!
— Правосудия, правосудия! — кричали люди.
Цеховые старшины совещались, что делать дальше. Решили просить поддержки у орденских рабов — славян.
Топот коня, идущего внамет, заставил многих повернуть голову. На площадь ворвался всадник на рыжем жеребце без седла и всякого вооружения. Это был юноша Рудольф Вилле, сын хозяина харчевни «Лошадиная голова». Харчевня находилась в двух верстах от замка по литовской дороге. Каждый приезжавший в город или покидавший его был рад промочить горло отличным пивом у старины Петера Вилле.
Многие узнали Рудольфа Вилле.
— Господа горожане, — крикнул юноша, — рыцари возвращаются, они подъезжают к нашей харчевне! Сам великий маршал и все остальные. Берегитесь…
Юноша вздыбил разгоряченного коня и поскакал обратно.
— Пожалуй, надо расходиться, — с тревогой сказал Ганс Гофман, прислушиваясь к удалявшемуся топоту лошадиных копыт.
— Ты прав, надо уходить, пока целы, — согласился Иоганн Кирхфельд.
— Рыцари не церемонятся, когда дело идет об их благополучии, — согласились остальные старосты цехов.
— На этот раз мы опоздали, — с сожалением сказал кто-то из толпы. — Но следующий раз…
— Мы поговорим об этом потом, — остановил Иоганн Кирхфельд. — Вы слышите, господа, опять кто-то скачет.
Через торговую площадь, поднимая тучи пыли, промчался орденский гонец на взмыленном коне. Боевая труба заиграла свою песню перед воротами замка.
Горожане стали быстро расходиться. Подмастерья и ученики побежали в Альтштадт и Кнайпхоф предупреждать об опасности.
«Все по домам!»- таков был приказ цеховых старост.