Колдовская любовь
Шрифт:
Его глаз. Что делать теперь? Теперь, когда ему еще раз довелось выпустить на волю его сокрушительную ярость? Слишком просто будет снова и снова воспользоваться им, особенно для защиты Брианны. Но сам этот поступок был проявлением слабости. Освобождение от жесточайшего контроля и сдержанности после стольких лет леденило его до мозга костей. Ему было жутко.
Напрасно говорила Брианна, что он использовал свой глаз во благо, а не во зло. Она представить себе не могла ту дикую неудержимую радость, которую он испытал, отпуская на волю колдовскую мощь своего глаза. Она понятия не
Он боялся этого чувства. Страшился своей особой Силы именно из-за ее жгучей притягатель-ности. Боялся ее, потому что она символизировала собой все, с чем он так долго боролся. А сейчас он чувствовал себя так, будто снова убил Рэнгора.
Эйдан размышлял о том, как долго сумеет он сдерживать таившееся в нем зло. Особенно теперь, когда он спустил с цепи свою способность убивать взглядом. Слишком легко вернулась эта Сила, слишком мощно проявилась, чтобы он мог отрицать правду. На этот раз, хочет он того или нет, но избежать противостояния с самим собой, с тем человеком, каким его сделала судьба, не удастся.
Путники скакали всю ночь и перед самым рассветом выехали на затопленные туманом луга. Брианна продолжала крепко спать, и Эйдан не будил ее, пока Люцифер наконец не потребовал остановки. Они остановились у прозрачного ручья, певшего свою веселую звонкую песенку посреди небольшой рощицы. Брианна проснулась, покачнулась на спине Люцифера, и принц, спешившись, снял ее с коня и поставил рядом с собой.
После ночи в седле ноги ее подогнулись, едва коснувшись земли. Эйдан опять подхватил ее, давая опереться на себя. Она подняла на него отяжелевшие от сна веки — и окончательно проснулась. Оглянулась в недоумении.
— Что не так, девочка? — спросил он, и губы его дрогнули в веселой усмешке. — Никак не сообразишь, куда попала?
Она еще какое-то время разглядывала его, потом покачала головой.
— Нет, хотя должна признаться, что не знаю, где мы находимся. Просто я никак не могла понять, что с тобой произошло. Ты как-то изменился, а я никак не могла понять, чем. — Она улыбнулась. — Потом я вдруг поняла. Это твоя повязка. Ты больше не носишь ее.
Эйдан задумчиво смотрел ей в лицй.
— И это тебя пугает?
— О нет, — рассмеялась Брианна. — Я уже говорила тебе, что волшебная сила сама по себе не злая. Она такая, какой делает ее человек, ею обладающий. А я знаю, что ты хороший, так чего же тут бояться?
— Больше, чем ты можешь себе представить, — неохотно пробормотал он. Отпустив ее, он махнул рукой в сторону ручья. Пойди умойся, если хочешь. Мы уезжаем через пятнадцать минут.
Брианна выгнула тонкую бровь и пожала плечами.
— Как вам будет угодно, милорд.
Эйдан долго смотрел, как она шла к ручью, потом вытащил повязку и надел ее. Затем обернулся к Люциферу.
— Ни слова, — предостерег он коня, почувствовав, что у того наготове язвительное замечание. Отпустив подпругу, Эйдан повел Люцифера ниже по течению на водопой.
Ровно через пятнадцать
Брианна, крепко обняв Эйдана, наслаждалась каждым мгновением запретного удовольствия ощущать его большое литое, тело, прижатое к ней, вдыхать его бодрящий запах, наконец, просто быть с ним, несмотря ни на что. Пусть даже он снова завязал глаз. Стоит ли из-за этого расстраиваться!
Она ведь все-таки заставила его снять повязку, пусть на короткое время, а значит, есть надежда, что он когда-нибудь снимет ее насовсем.
А сейчас в такой хороший день не хотелось думать о грустном.
Радостное возбуждение охватило Брианну оттого, что земля вокруг была прекрасна, а она все еще жива… и все еще с Эйданом. В жизни самые простые вещи доставляют самое большое удовольствие, подумалось ей. Особенно если ты рядом с человеком, которого любишь.
Неожиданное понимание этого заставило ее вздохнуть. У нее не было права любить Эйдана, по крайней мере не так, как она его любила. Ее любовь была далеко не похожа на сестринскую или вообще родственную. Нет, в ней была и тайная радость, и горестно сладкая боль… и мысль о том, что это навсегда останется ее тайной. Эйдану и не надо знать этого. Никогда.
Она тряхнула головой, отбрасывая мысли, мрачневшие с каждой минутой, полная решимости не дать неприятным размышлениям испортить изумительное утро. Приподняв подбородок, она ткнулась им в плечо Эйдана и, блаженно улыбаясь, спросила:
— Куда нас занесет сегодня? Эйдан глянул на нее через плечо.
— К вечеру мы приедем в Виндермир. Остановимся там и переночуем. Там есть гостиница «Постель и грудинка». В ней чисто и уютно. Поспим на настоящей постели. Седло все-таки мало напоминает кровать.
— Гостиница? С постелями? А ванна там есть? — Губы Эйдана дернулись: проснувшийся интерес Брианны его позабавил.
— Да. А к тому же в этой таверне подают лучшее в стране жаркое из свинины с картошкой. Как? Нравится мое решение?
— О да! Звучит божественно!
«Да, после того, что она вынесла за последние два дня, — подумал Эйдан, — таверна ей точно покажется раем. И все-таки как ей удается оставаться бодрой и веселой? Брианна просто светится радостью и надеждой».
Слова Оленуса, сказанные им той ночью в спальне у матери, всплыли в памяти Эйдана.
«Она свет во мраке твоей души… надежда рядом с твоим отчаянием… мечтательница рядом с твоей практичностью».
Да, она все это и гораздо больше. С болью, от которой сжалось сердце, Эйдан подумал, что было бы, если б все повернулось по-иному. Перед глазами возникла картина лесного пруда с обнаженной прекрасной Брианной. Снова, как тогда, кровь прилила и запульсировала в чреслах. Он выругался про себя.