Колдовское наваждение
Шрифт:
Фрэнсис была уверена в том, что это спасет Эмиля от печали в будущем, если его любовь умрет сейчас. Ему не придется раскаиваться и сожалеть об этом всю свою жизнь. Оглянувшись вокруг, она взяла письмо, положила его себе в карман и поспешила из коридора.
ГЛАВА 11
Зима подходила к концу. Но порой Патриции казалось, что тепло никогда не наступит. Ей постоянно было холодно. Одетая в новое шерстяное платье с шерстяной шалью на плечах и в толстых шерстяных носках, она никогда не могла согреться, даже сидя у камина. Лицо ее, как правило, пылало от огня, а самой ей было холодно.
А пребывание в доме в компании суровой и непреклонной Фрэнсис доводило ее до отчаяния. Сестра Эмиля так и не изменила своего отношения к ней. Она все также была бессердечна и холодна с Патрицией.
Даже с ее подругами порой было легче общаться, чем с ней самой. Та же элегантная Филиппа Картер постоянно болтала о «дорогом Эмиле», но никогда не позволяла себе говорить о расползавшейся фигуре Патриции.
Правда, все другие подруги походили на саму Фрэнсис. Они были некрасивыми старыми девами с жеманными манерами и скучными разговорами. Как правило, они проводили время за вязанием носков и шарфов для солдат, хотя Патриция видела, что они дойдут до армии именно к началу теплого вирджинского лета.
Они говорили об отмене рабства, о генерале Гранте и о поражении Юга. Что касается Патриции, то она, как и все южане, считала генерала ничтожным пьяницей и поражалась тому, как он смог одержать победу над провинциалами из Теннесси. У нее всегда на кончике языка вертелся вопрос о том, почему эти старые девы никогда не говорили о вирджинской кампании, где армия южан одержала неоспоримую победу.
Но Патриция молчала и старалась игнорировать ядовитые замечания и лукавые взгляды в ее сторону. Единственным человеком, кто хорошо относился к ней, в этом мрачном доме был сам мистер Шэффер.
По вечерам он часто играл с нею в шахматы, или они вместе обсуждали прочитанные книги. Отец Эмиля был намного добрее к ней, чем Фрэнсис. Но он появлялся дома только по вечерам и в целом был человеком замкнутым и скрытным. И Патриция не могла по-настоящему считать его своим другом. Эта недружелюбная атмосфера в доме усугублялась для Патриции еще и тем, что Эмиль не отвечал на ее письма.
Сначала Патриция говорила себе, что хочет слишком быстро получить ответ и совсем не учитывает того, что письма с фронта идут долго. Потом она успокаивала себя тем, что письма могли задержаться в пути, и находила еще тысячу других причин.
Прошло еще несколько месяцев, но от Эмиля не было ни слова. Она больше не сомневалась в том, что он разлюбил ее. В последние дни своей беременности, когда она уже окончательно устала от издевательств Фрэнсис, она излила в большом письме к нему все свои чувства, все, что наболело и накипело в ней за это время. Патриция просила написать его хоть пару строк о том, что она не забыта им, что он по-прежнему любит ее и что сейчас, перед родами, ей как никогда нужна уверенность в его любви. На сей раз, она была твердо убеждена, что он обязательно ответит ей. Медленно проходили дни за днями. Она с нетерпением ждала вестей от мужа, но они так и не приходили. Ей не было бы так невыносимо больно, если бы она не видела дважды писем Эмиля к Фрэнсис и отцу. Эти письма лежали на столе для корреспонденции, и она видела их собственными глазами.
Он
В конце беременности живот у Патриции стал очень большим, а лицо — бледным и осунувшимся, под глазами залегли синие круги. Прентисс Шэффер относился к ней по-доброму, беспокоился о состоянии ее здоровья, а однажды, положив руку ей на плечо, сказал, что Эмиль всегда редко писал письма домой.
Патриция печально улыбнулась и ничего не ответила.
Прентисс Шэффер был очень внимателен к ней. Но оба они знали, что своим чутким отношением он как бы компенсировал невнимание к ней Эмиля.
В конце апреля родился ребенок. Это был черноволосый мальчик с темными глазами. Патриция дала ему имя Джон Прентисс в честь двух дедушек. Роды у нее были трудными и отняли много сил. Патриция никогда еще не чувствовала себя такой одинокой, растерянной и беззащитной, как это было в родильном доме.
Она сразу же написала Эмилю о рождении ребенка, подробно описав, как он выглядит. Патриция была уверена, что муж сразу пришлет свои поздравления или расспросит о ее здоровье, или, по крайней мере, о здоровье мальчика. Но не получив за все это время ни слова от Эмиля, она впала в глубокую депрессию.
Фрэнсис, которая терпеть не могла Патрицию, была без ума от ее ребенка. Они оба — она и мистер Шэффер — находили, что Джон Прентисс был удивительным созданием. Фрэнсис совершенно была очарована им. Трудная беременность и тяжелые роды ослабили организм Патриции, и ей пришлось долгое время провести в постели по рекомендации доктора. Так что своего малыша она видела только во время кормлений.
Фрэнсис же постоянно находилась в детской: она играла с мальчиком, отдавала распоряжения няне и сама укладывала его спать. Патриция была еще слишком больной в тот момент, чтобы заботиться о малыше. Кроме того, у нее была депрессия.
Понемногу она начала выздоравливать. Наступила ранняя весна. Стало теплее, и все это вернуло ее к жизни. Патриция заставила себя встать с постели, одеться и пройтись по дому. Она даже смогла сама выйти на улицу и совершить короткую прогулку. С каждым днем Патриции становилось все лучше и лучше, и она только сейчас поняла, как Фрэнсис привязалась к ее ребенку. Золовка тщательно соблюдала режим дня и выполняла все советы доктора.
Как-то раз Патриция находилась в детской и играла с Джонни, когда вошла няня и сказала, что ей пора уходить.
— Что? — спросила недоуменно Патриция.
— Джону Прентиссу пора спать. Мисс Фрэнсис сказала, что его уже надо укладывать спать, — сообщила няня.
Патриция гневно сверкнула глазами, но ответила чрезвычайно спокойным тоном:
— Я думаю, что сегодня мы немного отложим дневной сон. Джонни очень разыгрался и чувствует себя прекрасно, так что мы с ним еще поиграем.