Шрифт:
ПРОЛОГ
Стемнело, и его закружил вихрь воспоминаний. Его нечеловеческие глаза различали каскады цветов далеко за пределами обычного зрения. Один. Опять. Как оно и было.
Как и должно быть. Но вслед за воспоминаниями нахлынули чувства — мучительные, причиняющие боль. Он мог бы вспомнить тысячелетия, но память все время возвращала его к нескольким мгновениям, нанизанным на одну нить, как драгоценные жемчужины.
Сначала он намеревался убить этого ребенка, уничтожить без промедления этого маленького чумазого человеческого детеныша, — пока не увидел кольцо, а в кольце Колдовской Камень, который и заставил его внимательней приглядеться к мальчику. И он почувствовал
Миск говорила об этом, но он не поверил ей. Бедная безумная Миск, для которой время существовало случайными всплесками, теряя свою непрерывность. Она сказала, что появится человек, который сможет найти то, что было утрачено: меч и драгоценный камень цвета ночи, который дает силу мечу. А потом появился этот ребенок: у него был Камень, и старик осмелился надеяться. Трижды глупец.
И вот он оставил ребенка у себя, чтобы обучать его по «Книге Камней». Никакой жалости, решил он. Разве что жалость к себе — игра, чтобы убить время. Просто игра, как и та, что завершилась этим ужасным изгнанием, как и предыдущая, которая закончилась столь же плохо. Он слишком торопил мальчика и в конце концов едва не погубил. И только тогда он осознал, что затеял, что попытался воссоздать.
Это было слишком страшно, жестоко и эгоистично — и он прогнал мальчика, отправил его назад, к существам, подобным ему, с их любовью, детским смехом и чисто человеческими слезами.
Воспоминания еще раз отозвались болью и горечью. Он знал цену своему прегрешению: быть одиноким, даже еще более одиноким, чем он был раньше.
1
Кончилось теплое лето, и тут же на смену ему явились предвестники зимы — прохладные ветреные дни. Смена времен года происходила в Виннамире незаметно: ни одно яркое пятно не нарушало тусклую, серо-зеленую гамму лесов. Обманчивое начало зимы для краев, где скоро начнутся проливные дожди и обильные снегопады. Чаще всего зима приходила рано и стояла долго, но в этом году природа все не давала холоду вступить в свои права.
Дэрин из Госни тихонько тронул поводья, заставив свою гнедую чистокровку приостановиться на гребне горы. Сильный ветер трепал темную гриву кобылы и темные волосы всадника. Лошадь была уставшая, взмыленная, на ее боках выступила соль. Ее теплый животный запах внушал Дэрину спокойствие. Некоторое время он пристально глядел на запад, наслаждаясь ароматами, которые приносил ветер, его серо-голубые глаза осматривали все складки местности.
Впереди виднелись прибрежные горы, невысокие и густо заросшие лесом. Обитавшие там пони были маленьким подобием гор — такие же невысокие и косматые. Кроме диких пони, встречались лоси, олени, медведи, пумы, а далеко внизу, в лесистых долинах, протекала Великая река, где водились лосось и форель. Дэрин привстал в стременах, расслабляя затекшие мускулы, потом снова повернул на юг, чтобы, перебравшись через горные хребты, выехать к северному рукаву реки.
Молодой человек был одет в платье тяжелого черного сукна, темный кожаный камзол и бриджи для верховой езды. Мельком брошенный взгляд мало что мог сказать о нем. Он был среднего роста, стройный, в его движениях проскальзывало невольное изящество фехтовальщика, которым он и был, и не был, в зависимости от обстоятельств. Лютня, притороченная к седлу, выдавала менестреля, которым он и был, и не был, в зависимости от настроения и нужды в деньгах.
Более внимательный взгляд мог обнаружить, что лютня сделана настоящим мастером из ценной южной древесины, а простой меч без украшений выкован из превосходнейшей закаленной стали. У юноши были выступающие скулы, большие широко
Много чего можно было сказать о Дэрине, но, помимо прочего, он был третьим, самым младшим сыном Эмила Джефсона и, значит, вряд ли мог рассчитывать унаследовать что-либо из отцовских богатств. С ним повсюду было единственное наследство, которое имело для него значение, — тонкое золотое кольцо, завещанное ему матерью. Эту единственную свою драгоценность он носил на указательном пальце левой руки. В кольцо был вставлен обычный темный камень, неограненный, неприметный — Колдовской Камень.
Мало кто в таком возрасте обладал Колдовским Камнем, но даже среди тех, у кого он был, немногие могли повелевать его волшебной силой. Дэрин не считал, что обладает таким умением, и, хотя Камень подчинялся ему, редко пользовался им.Точнее, ему так казалось. Но даже сейчас едва возникшая мысль вызвала к жизни искуснейшую магию, которая вывела лошадь на неприметную тропинку, ведущую в Каслкип.
Дэрин вспоминал, как началось его путешествие.
Когда пришло письмо, он был далеко на юге, в Кэйтсе. Кратко и в общих чертах в нем сообщалось о смерти его отца, а ему, Дэрину, предписывалось прибыть ко двору. Разозлившись, он решил было не ехать. Чего ему спешить в Каслкип? Письмо отправлено несколько недель назад, его отец давно похоронен. А все остальное могло исходить только от его предприимчивых единокровных братьев. Дэрин не питал к ним злобы — его никогда не заботили ни титул, ни богатство. Он и так ощущал себя богатым, ценя превыше всего свою свободу. Если не считать матери, Идонны, молодой Госни никогда не был близок ни с кем из родных.
Непохожий на своих воинственных братьев, он не имел ничего общего с отцом. Эмил Джефсон был деспотичен и сверхкритичен во всем, что касалось Дэрина. В младшем сыне он видел одни недостатки. И когда письмо пришло, Дэрин, не раздумывая, бросил его в очаг. Он не собирался возвращаться в Каслкип.
Той ночью он увидел во сне красавицу с блестящими черными волосами — смерть не изменила Идонну. Мать прикоснулась к его лицу — будто бабочка мягко задела крылом.
— Ты должен ехать домой, — сказала она.
Дэрин хотел было возразить, но женщина нежно улыбнулась, и в ее глазах засияла любовь, которой ему так не хватало, даже теперь, после стольких лет.
— Ты бы принес мне цветы на могилу, Дэрин. — Она исчезла вдали, и ее голос едва можно было расслышать:
— Ярко-красные розы? мне на могилу?
Дэрин не мог пошевелиться, чтобы удержать ее, но тепло ее взгляда оставалось с ним и после пробуждения. Так что Дэрин расплатился за постой и выехал верхом в восточном направлении, к границе пустынных земель, потом повернул на север и поехал вдоль предгорий — холодных, сухих и бесплодных. Добравшись до Серых гор, он направился на запад через узкое Когтистое ущелье, наконец опять повернул на юг и вот добрался до этой вершины.
Высоко в безоблачном небе одинокий ястреб криком приманивал добычу. Заслонив глаза от солнца, Дэрин смотрел, как птица кружит в вышине. Камень на его пальце пробудился, внутри него запульсировал мягкий голубой свет. Что-то поднялось в душе Дэрина: ему вспомнилось, какую безграничную радость и пьянящее чувство свободы может дать ветер тому, кто владеет волшебством. Но те же воспоминания болью отдались в затылке, и по телу пробежала дрожь. Дэрин пожелал, чтоб Камень опять погас.
Вокруг него, куда ни глянь, простирались предгорья, где он охотился ребенком. В горах на берегу все по-другому: там — густые леса, а здесь — сухие пустоши, где только изредка встречаются листопадные и вечнозеленые дубы. Лишь на северных склонах, где еще журчат летние ручьи, местами попадается зелень.