Колдовской мир: Волшебный пояс. Проклятие Зарстора. Тайны Колдовского мира
Шрифт:
Однако… я это сделал! Теперь мне известен секрет оборотней. Правда, я не мог объяснить, как это превращение далось человеку, не родному им по крови. Но ясно, что на время я могу победить в себе пардуса. Для этого нужно собрать внутренние силы, подчинить животное человеческому желанию и научиться удерживать превращение на время, достаточное, чтобы проникнуть в замок. Урсилла, как и Магус, станут ждать зверя. А я предстану перед ними человеком, которого они не посмеют ни схватить, ни убить – ведь восставшему против родича издавна грозит жестокая кара.
Впрочем, пока мне было далеко до возможности
Итак, я стал учиться. Днем прятался, а ночами, под убывающей луной, поворачивал ключ – и с каждым разом все легче становился Кетаном. Я рассчитывал, что к новолунию готов буду к попытке проникнуть в Кар До Прон, и потому ночами продвигался к замку, находя себе укрытие на день.
Я был уверен: то, что под этими огромными деревьями не все спокойно, мог почувствовать любой, кто ступил бы ногой в эти неизведанные места. Я не встретил никого из лесного народа, а Звездную башню обошел далеко стороной, сознавая, что она для меня по-прежнему закрыта. Однако происходило какое-то движение, приходы и уходы, которые можно было скорее почувствовать, чем увидеть или услышать. Не знаю, чуткие ли уши пардуса улавливали смятение, или сам я стал чувствительней к любым проявлениям Силы.
Попадались места, которые я обходил, сжимаясь от отвращения. С каждой ночью таких становилось больше, словно зерно зла, укоренившись, давало побеги, разрасталось, захватывая все больше пространства. В прошлый раз проникнув в глубину леса, я ничего подобного не ощущал.
Возможно, это надвигался прилив Тени, о котором говорил Пергвин. Если так, безлунное небо усиливало его. Ведь Тень всегда растет в темноте, а свет сдерживает или разит ее.
К ночи, которую назначил себе для входа в замок, я добрался до полей. Странности леса сильно обострили мою тревогу. В ту ночь легшие на поля сумерки, казалось, принесли с собой угрозу.
Много раньше обычного загорелись огоньки в домах селения и в окнах башен. Это тоже добавило мне беспокойства. У ворот наверняка выставили часовых. Я не смог бы спокойно войти в них, даже будучи человеком. К тому же я нуждался в одежде.
Неподалеку от лесной опушки стояла пастушеская хижина. Я прокрался к ней. Еще раньше я отметил одну странность: над крышей главной башни не развевалось знамя владетеля, а значит, Эраха в эту ночь не было в замке.
Смутно, словно с тех пор минул целый год, мне вспомнился разговор о сборе войск в замке главы клана Красных мантий. Я не считал прожитых в лесу дней, а назначенный день сбора, должно быть, уже настал. Поможет ли мне уход большей части гарнизона? Или те, кто остался, будут бдительнее обычного?
Я уткнулся носом в дверную щель. Пахло овцами – и человеком, – но все следы успели остыть. Просунув в щель лапу и с силой потянув на себя, я отворил дверь.
Внутри было голо и пусто. Удача простерла надо мной свое крыло: на крюке висел плащ из косматой овчины, какие носят по зимнему времени пастухи, собирая овец в укрытые от ветра загоны.
Верно ли тьма в ту ночь была гуще обычного, или я принимал желаемое за действительное? Я боялся поддаться обманчивой надежде. Наконец я напряг
Укутавшись в длинный овчинный плащ, держась в тени башен, я двинулся к замку. Конечно же, у ворот стоял часовой. И он был начеку, вглядывался в темноту, как бы ежеминутно ожидая врага.
Я понурился. Справиться с этим человеком было мне, наверное, по силам. Я мог бы прыгнуть на него и в облике пардуса. Но нельзя ударить невинного, исполняющего свой долг. Я не сомневался: пролив его кровь, я погибну навсегда. Путь зверя не для меня.
Сдаться, добравшись так далеко, было невыносимо, но и выхода я не видел. В нарастающей досаде, отираясь около ворот, я что-то уловил тем самым чувством, что предупреждало меня о творящемся в лесах зле. Только на этот раз я уловил не угрозу, а действие Силы.
Потрясенный, я наблюдал, как окаменел часовой, устремив неподвижный взгляд в одну точку. Не знаю, из какого источника пришла Сила, сделавшая его безопасным для меня. Но я не упустил случая – быстро скользнул мимо него за ворота.
Позади послышался шум движения. Припав к земле, я развернулся, готовый наткнуться на острие меча. Но часовой, хоть и зашевелился, стоял ко мне спиной и не повернул головы. Быть может, он даже и не заметил минутного оцепенения.
Почему? Облегчение мое сменилось подозрительностью. Правда, в этой Силе я не уловил зла, но слишком уж удачно она пришла мне на помощь. А друзей, от которых можно было ждать такой услуги, у меня не было.
Урсилла!
Я каким-то образом знал, что мне предстоит с ней встретиться. Однако я теперь уже не был тем зеленым юнцом, которого она подчиняла с такой легкостью. Пройдя путем пардуса, возвратив ранние воспоминания, я стал другим. И она не застанет меня врасплох… хотя недооценивать Мудрую опасно.
– С возвращением, Кетан.
На сей раз я не вздрогнул. Только Урсиллу я и мог заподозрить в тени, шевельнувшейся под аркой башни. И я, как поединщик, выходящий на поле боя, шагнул к ней.
Она, не дожидаясь меня, скрылась за дверью. Я уловил в проеме отблеск светильника. Теперь мне ничего не оставалось, как идти следом.
Где Урсилла, там и яргоновый пардус. Однако я так и не придумал, как с ней справиться. На сделку не пойду…
Войдя в башню, я увидел ее на лестнице. Светильник в ее руке бросал ко мне слабые лучи. Я заметил, как округлились ее глаза – словно Мудрая не ожидала увидеть меня Кетаном. Что ж она, не видела меня во дворе, учуяв лишь силой своего Дара?
Ее свободная рука шевельнулась. Пальцы сжимали жезл – костяную палочку, изрезанную и инкрустированную красными и черными рунами. Должно быть, она нарочно показала мне жезл, как Магус на ее месте позаботился бы, чтобы я увидел обнаженный клинок.
– Привет тебе, Мудрая, – впервые заговорил я.
Ее рука протянулась ко мне, словно помогая ей видеть и слышать. Резкий взмах жезла…
Я почувствовал, как во мне оживает пардус. Да я и не пытался ему противостоять. Урсилла не должна узнать, что мне известно. Решила испытать, насколько я владею сменой облика? Пусть же думает, что владею едва-едва. Всю силу воли я должен был приберечь для одного решающего выпада, который, быть может, меня спасет.