Колдовской мир
Шрифт:
Существуют теории, чуждые здравому смыслу, но мы о них знаем. Слыхали ли вы об альтернативных мирах, расщепляющихся после определенного момента? В одном из таких миров, полковник, вы, возможно, не отвели взгляда в ту ночь в Берлине. В другом вы не встретились со мной несколько часов назад, а отправились прямо на свидание с Сэмми.
Доктор раскачивался на пятках, как будто под действием собственных слов и веры. И Саймон поневоле почувствовал прилив энтузиазма.
— Какую же из этих теорий вы хотите применить к моему случаю, доктор?
Петрониус снова облегченно рассмеялся.
— Немного
И маленький человек начал рассказ, звучавший как бессмыслица. Саймон послушно молчал. Тепло, выпивка, возможность отдохнуть — этого вполне достаточно. Позже все равно придется встретиться с Сэмми, но пока он отодвинул эту мысль в глубь мозга и сосредоточился на словах Петрониуса.
Послышался мелодичный звук старинных часов. Еще три раза звонили они, прежде чем доктор кончил. Саймон вздохнул, подчинившись этому потоку слов. Если бы только это было правдой… Но у Петрониуса есть репутация. Саймон расстегнул куртку и достал бумажник.
— Я знаю, что с тех пор, как Сакарси и Волверстайн встретились с вами, о них никто не слышал, — согласился он.
— Конечно, потому что они ушли в свою дверь. Они нашли тот мир, который всю жизнь подсознательно искали. Я уже говорил вам. Когда садишься на камень, перед тобой открывается мир, в котором ты дома. И ты отправляешься туда искать счастья.
— Почему же вы не попытались сами? — Саймону это казалось самым слабым местом в рассказе. Если Петрониус обладал ключом к такой двери, почему он не использовал его сам?
— Почему? — Доктор взглянул на свои пухлые руки, лежавшие на коленях. — Потому что возврата нет. Только человек в отчаянном положении выбирает этот выход. В этом мире мы считаем, что контролируем сами свои поступки, определяем решение. Этот выбор не может быть изменен. Я много говорю, но все же не могу подобрать слова, чтобы выразить все, что я чувствую. Было много хранителей этого камня, лишь немногие использовали его для себя. Может быть… однажды… но у меня не хватает храбрости.
— И вы продаете свои услуги преследуемым? Что ж, это тоже способ зарабатывать на жизнь. Список ваших клиентов интересно было бы прочитать.
— Верно. Моей помощью пользовалось немало известных людей. Особенно в конце войны. Вы не поверите, кто обращался ко мне, после того как от них отвернулось счастье.
Саймон кивнул.
— Много известных военных преступников так и не найдено, — заметил он. — И странные, должно быть, миры открывает ваш камень, если, конечно, все это правда. — Он встал и потянулся. Потом подошел к столу и пересчитал деньги. Старые, грязные, как будто на них перешла часть грязи от дел, в которых они побывали. В руке у него осталась одна монета. Саймон подбросил ее в воздух, и она, звеня и подпрыгивая, покатилась по полированному дереву. Вверху оказался выгравированный орел. Саймон взглянул на него и сказал:
— Возьму с собой.
— Принесет счастье? — Доктор тщательно пересчитывал банкноты, укладывая их в пачку. — Не очень полагайтесь на него: у человека не может быть слишком много счастья. А теперь, хоть мне и не хочется торопить уважаемого гостя, но власть камня ограничена. Важнее
Саймон подумал, что доктор с таким видом мог бы пригласить его в кабинет дантиста или на встречу с сенатором. Как глупо, что он идет за ним.
Дождь прекратился, но в каменном ящике за старым домом было по-прежнему темно. Петрониус щелкнул выключателем, и из двери блеснул свет. Три серых камня образовывали арку выше головы Саймона всего на несколько дюймов. А перед аркой лежал четвертый камень, неполированный, в форме грубого параллелепипеда. За аркой виднелась деревянная изгородь, непокрашенная, прогнившая от времени, выпачканная городской грязью. Фут или два голой земли и ничего больше.
Саймон стоял, внутренне смеясь над собой за то, что на мгновение поверил в эту ерунду. Пора появиться Сэмми, а Петрониусу — получить свою истинную плату.
Доктор указал на камень.
— Это Сидж Перилос. Садитесь, полковник. Время.
Саймон угрюмо, без улыбки, подчеркивая собственную глупость, подошел к камню и остановился под аркой. Потом сел. Круглые углубления в камне соответствовали ногам. С каким-то предчувствием Саймон опустил руки. Так и есть — два меньших углубления для ладоней.
Ничего не случилось. Оставались деревянная изгородь, полоска грязной земли. Он уже собирался встать, когда…
— Сейчас! — голос Петрониуса звучал напряженно.
За аркой все завертелось, растаяло.
Саймон смотрел на болотистую местность под серым рассветным небом. Свежий ветер, несущий странный бодрящий запах, шевельнул его волосы. Что-то в нем распрямилось.
— Ваш мир, полковник. Желаю вам всего наилучшего!
Саймон отсутствующе кивнул, больше не интересуясь маленьким человеком. Может, это иллюзия, но она влекла его больше всего в жизни. Не говоря ни слова, он встал и прошел под аркой.
На мгновение Трегарт почувствовал страх. Он даже представить себе не мог, что такой страх возможен. Он причинил физическую боль. Как будто вселенная раскололась и превратила его в ничто. И тут же Саймон растянулся на земле, уткнувшись лицом в жесткую траву.
ГЛАВА 2. ОХОТА НА БОЛОТАХ
Рассвет не означал восхода солнца, потому что в воздухе висел густой туман. Саймон встал и оглянулся. Два грубых столба из красноватого камня, но за ними не городской двор, а все то же серо-зеленое болото, уходящее в туман. Петрониус прав: этот мир ему неизвестен.
Саймон дрожал в своем теплом пальто. У него не было шляпы, волосы промокли, и вода стекала с них за шиворот. Нужно убежище — хоть какая-то цель. Саймон медленно обернулся. До самого горизонта ни одного здания. Пожав плечами, он пошел прямо от каменных столбов: это направление ничем не хуже других.
Он шел по влажной почве, а небо светлело, туман рассеивался, и характер местности постепенно менялся. Виднелось больше крупных красноватых камней, появились подъемы и спуски. На горизонте показалась ломаная линия, означавшая приближение гор. Впрочем, далеко ли до них, Саймон не мог определить. Прошло уже много часов с тех пор, как он поел в последний раз. Трегарт на ходу сорвал лист с куста, пожевал, ощутив острый, но приятный аромат. И тут же услышал шум охоты.