Колдун 2
Шрифт:
— Нет, не посадят — ответил я, чувствуя, как холодеет мое сердце от тоски и ненависти — максимум штраф. Судить могут, конечно — но скорее всего это будет мелкое хулиганство. Максимум — «Личные неприязненные отношения». Легкие телесные — ее ведь оглоблей не перешибешь. Но даже если бы она в больницу попала, вылезла бы на телесные средней тяжести — такие соседские разборки редко заканчиваются реальными посадками, так что не волнуйтесь. Но протокол мне на вас придется составить…наверное. Если только не сумею уговорить эту бабу написать отказное. Понимаете?
— Понимаю… —
— Нет — усмехнулся я — Денег не надо. Но плату я с вас возьму! (мужчина настороженно посмотрел на меня) Вы дадите мне погладить вашего Митю. Сто лет уже котов на руках не держал! Ужасно хочется его погладить, можно?
— Можно — улыбнулся Петр Федорович — Только я не знаю, пойдет ли к вам? Он так-то своенравный, чужих не любит. Не смотрите, что инвалид — когти-то и зубы у него как у здорового! Не боитесь?
— Как-нибудь переживу, если поцарапает — улыбнулся я — давайте-ка этого плюшевого медведя сюда! Щас я ему животик-то поглажу!
Хозяин дома протянул мне кота, я встал, и взял Митю на руки. Он был тяжелым, килограмм шесть, не меньше. Лапищи огромные, а глаза так вытаращились, как будто он не знал, что я сейчас буду делать — напугался. На самом деле кот был на грани — то ли попытаться защитить свою жизнь в бою, то ли…
«Тихо, тихо, свои! Я люблю котов! Особенно таких славных… Успокойся. Я не желаю тебе зла, наоборот! Все будет хорошо, все хорошо…»
Я чуть-чуть, самую капельку добавил Силы, кот сразу успокоился, глаза его прищурились, он замурлыкал, скрестил лапы у меня на сгибе локтя и было видно, что ему очень хорошо. Почти как у хозяина на груди. А потом он сунул лапу в рот и зачмокал — высшее счастье! Покой!
А хозяин удивленно помотал головой и тихо пробормотал:
— Кто бы мог подумать! Видать вы на самом деле очень хороший человек — Митя плохих людей сразу чует, и к себе не подпускает. Научился отличать плохих от хороших, только…только уже вот поздно.
«А может еще и не поздно?» — подумал я, сосредоточился, и…вдруг мне стало все ясно. Я увидел! Я увидел больной позвонок, окруженный красно-черным облаком, я увидел слабую красноту вокруг поврежденных ребер, я почувствовал боль животного — постоянную, непреходящую, ноющую и стреляющую боль в спине. И подумал, что кот наверное стонет во сне от боли.
Я почувствовал, как он любит хозяина — Митя считает его чем-то вроде мамы-кошки, большой и родной, любимой.
Узнал, как он относится ко мне — он меня не опасается. Я теперь в его Стае — что-то вроде брата, на боку которого можно спокойно заснуть.
Еще узнал, что он хочет на горшок «по-маленькому», но терпит, потому что ему хочется вот так лежать и чувствовать мою руку, «облизывающую» его загривок.
И тогда я стал действовать. Не знаю как это работало,
И я «поддал» «горючего»! Сила жахнула по больному месту кота так, что он вдруг встрепенулся, широко открыл глаза и мяукнул — громко, протяжно, широко раскрыв пасть с великолепными, белыми и острыми зубищами!
А потом легко вздохнул и задышал ровно, свободно, как и положено всякому здоровому коту.
— Ну, все, беги к хозяину! — предложил я, спуская кота с колен — хватит по чужим людям шастать!
Кот полежал на полу, потом приподнялся и неуверенно ковыляя, проваливаясь на ослабленных за время болезни задних ногах…пошел…пошел…ПОШЕЛ!
Потерся о ногу Петра Феодоровича, громко мяукнул и отправился в угол, туда, где стоял лоток, насыпанный кошачьим наполнителем. Для него, существа не понимающего сути времени — все это было в порядке вещей. Вот сейчас он не мог ходить, а потом взял, да и пошел, побежал, попрыгал. А что в этом такого-то?
Я ухмыльнулся, глядя в наглый кошачий зад с задранным вверх толстым хвостом, повернулся к хозяину дома, хотел что-то сказать по поводу счастливого воскрешения кота, и…замер, как вкопанный, не зная что делать и как мне сейчас быть. Петр Федорыч сидел бледный, как полотно, а из глаз его катились крупные слезы. Потом он закрыл лицо руками и зарыдал, приговаривая:
— Простите…простите…не могу…не могу удержаться…Митя! Митенька! Он пошел! Вы видели, он пошел! Он сам идет!
Я сглотнул комок, перекрывший горло, прокашлялся, и дождавшись, когда Петр Федорович вытрет мокрое лицо, предположил:
— Наверное время пришло. Нервы ведь тоже срастаются, только этот процесс очень долгий. Кошки живучи, вот и ваш питомец в конце концов все-таки выздоровел — вопреки всем прогнозам. Радоваться надо, чего вы…
— Простите — помотал головой мужчина — Стар стал, чувствителен. Кроме него у меня никого нет. Простите!
И схватившись за грудь — упал со стула на пол, грохнувшись о половицы как мешок с картошкой!
Да бляха-муха! Да что же это такое! Честно сказать — я просто охренел! Мне только покойника сейчас еще не хватало! Вот это я полечил котика! Вот это я помог человеку! Твою же мать! Правильно говорят — благими намерениями вымощена дорога в ад!
Бросаюсь к лежащему на полу Петру Федоровичу. Грудь его просто клубится краснотой и чернотой — похоже на бурление лавы в жерле вулкана. Сердце, точно!
Ох черт! И не только сердце — левая часть головы краснеет и чернеет — инсульт! У него ко всему прочему инсульт! Да мать-перемать! И я, недоучка-колдун должен спасти инсультника?! Да бляха-муха!
Хватаюсь за голову больного — показалось, что так будет правильно, нужен контакт — и лечить в первую очередь инсульт. Иначе — хана мужику.