Колдун и кристалл
Шрифт:
— Веселенькая история, не так ли?
Вопрос задал Эвери. Никто не ответил. Впрочем, он и не ожидал, что они ответят: кто-кто, а эти молодцы понимали, что в данный момент молчание — золото.
Маленький кабинет шерифа, примыкающий к тюрьме, не мог вместить столько народу: троих мужчин, троих юношей, еще не ставших мужчинами, и одного толстяка шерифа, поэтому Эвери повел всю компанию в городской Зал собраний, в котором в столь поздний час слышалось воркование голубей, гнездящихся под крышей, да тиканье старинных часов, стоящих на сцене.
В этот простой, без изысков,
Зал заполняли дубовые скамьи, без обивки на сиденьях или спинках. Всего шестьдесят, по тридцать с каждой стороны широкого центрального прохода. Джонас, Дипейп и Рейнолдс сидели на первой скамье слева от прохода. Роланд, Катберт и Ален — справа. Рейнолдс и Дипейп надулись, чувствовалось, что им не по себе. Джонас ушел в себя. Команда Уилла Диаборна излучала спокойствие. Роланд одарил Катберта одним взглядом и надеялся, что тот истолкует его правильно: Одна острота, и я прямо сейчас отрежу тебе язык. Роланд подумал, что послание дошло до адресата. Берт убрал своего идиотского «дозорного» — добрый знак.
— Веселенькая история, — повторил Эвери, шумно выдохнув и окатив всех волной винного перегара. Сидел он на краю сцены, коротенькие ножки болтались в воздухе, в его взгляде читалось как недовольство, так и изумление.
Боковая дверь открылась, вошел помощник шерифа Дейв, сменивший белый наряд лакея на более привычные рубашку и штаны цвета хаки. Его монокль торчал из нагрудного кармана. В одной руке он держал кружку, в другой, как показалось Роланду, кусочки березовой коры.
— Ты все прокипятил, Дэвид? — спросил Эвери. Теперь на его лице читалась тоска.
— Да. — Дважды довел до кипения?
— Да.
— Как она говорила?
— Да, — смиренно ответил Дейв. Протянул шерифу кружку, а когда тот взял ее, бросил в нее кусочки коры.
Эвери поболтал жидкость, посмотрел на нее, оттягивая неизбежное, потом выпил. Скривился.
— Ну и гадость! Что она туда намешала?
— А что это? — спросил Джонас.
— Лекарство от головной боли. Вернее, от похмелья. От старой ведьмы. Той, что живет на Коосе. Знаешь, о ком я? — Эвери многозначительно посмотрел на Джонаса. Хромоногий прикинулся, что не заметил этого взгляда, но Роланд решил, что заметил. И что означал этот взгляд? Еще одна загадка.
Дипейп вскинул голову при упоминании Кооса, потом вновь принялся сосать палец. Рейнолдс, завернувшись в плащ, мрачно смотрел на свои колени.
— Помогает? — осведомился Роланд. — Да, юноша, но за лекарство ведьмы приходится платить. Запомни: всегда приходится платить. Вот это снимает головную боль, которая обязательно появляется, если перепьешь чертова пунша мэра Торина, но зато весь день будешь дристать. И пердеть!.. — Он помахал рукой перед лицом, показывая, каково будет окружающим, глотнул еще ведьминого зелья, поставил кружку рядом с собой. Лицо его вновь стало важным и суровым,
Херк Эвери медленно обвел взглядом всю компанию, от Рейнолдса, сидевшего правым с краю, до Алена… «Ричарда Стокуорта», крайнего слева.
— А, парни? С одной стороны у нас люди мэра, с другой… Альянса… шесть человек едва не перебили друг друга, а? И по какому поводу? Из-за придурка и расплескавшейся «верблюжьей мочи». — Он ткнул пальцем сначала в Больших охотников за гробами, потом — в счетоводов Альянса. — Две пороховые бочки и один толстый шериф посередине. — Так кто что думает? Высказывайтесь, не стесняйтесь, вы же не стеснялись к борделе Корал, нечего стесняться и здесь!
Все молчали. Эвери отпил еще глоток, вновь поставил кружку, решительно оглядел всех. И прозвучавшие следом слова не удивили Роланда (что еще мог сказать такой человек, как Эвери?), равно как и тон, каким он произнес эти слова: говорил муж, умеющий принимать важные решения, если по воле богов возникала такая необходимость.
— Я вам скажу, что мы с этим сделаем: мы обо всем забудем.
Он ожидал ликования и уже приготовился удержать эмоции в приемлемых рамках. Когда же никто не произнес ни слова, даже не шевельнулся, на его лице отразилась растерянность. Однако от него требовалось разрешить конфликт, а ночь грозила смениться новым днем. Шериф расправил плечи и ринулся в атаку:
— Я не могу провести следующие три или четыре месяца в ожидании, что кто-то кого-то убьет.
Нет! И не хочу оказаться в таком положении, что из-за вашей глупой ссоры все шишки посыплются на меня.
Я взываю к вашему здравому смыслу, парни, когда говорю, что во время вашего пребывания здесь могу быть и вашим другом, и вашим врагом… но будет неправильно, если я не скажу, что взываю также и к вашему благородству, которого, я уверен, у вас с избытком.
Шериф попытался говорить высокопарно, но, по мнению Роланда, в этом не преуспел. Теперь Эвери сосредоточился на Джонасе.
— Сэй, я не могу поверить, что вы и дальше будете жить на ножах с этими тремя молодыми людьми, присланными Альянсом… Альянсом, который для нас уже пятьдесят поколений молоко матери и защита отца. Не можете же вы проявить такое неуважение, не так ли?
Джонас покачал головой, сухо улыбнувшись. Эвери кивнул, как бы говоря, что движутся они в правильном направлении.
— У каждого из вас есть важные дела, и вы не хотите, чтобы это недоразумение помешало их выполнению, не так ли?
На этот раз кивнули все.
— Вот я и хочу, чтобы вы встали, повернулись лицом друг к другу, пожали руки и извинились. Если вы этого не сделаете, лучше вам всем до рассвета уехать из города на запад.
Он поднял кружку и отхлебнул варева. Роланд увидел, что рука Эвери подрагивает, но нисколько не удивился. Шериф, конечно, блефовал. Он понял, что Джонас, Рейнолдс и Дипейп ему не по зубам, как только увидел синие гробы на их руках. А после этой ночи он испытывал те же чувства и в отношении Диаборна, Стокуорта и Хита. Он мог лишь надеяться, что его предложение соответствует интересам обеих сторон. Роланд рассудил, что так оно и есть. Вероятно, к такому же выводу пришел и Джонас, поднявшийся со скамьи одновременно с Роландом.