Колдунья-индиго
Шрифт:
«Он подозревает Юлию не только в похищении Дэна, но и в убийстве Никиты, — сделал вывод Панов. — Не зря же он приплел к кошкам и собакам еще и ворон. Но ни за что не скажет о своих подозрениях открыто. Считает, что Никандров никогда с такими обвинениями не согласится, дочь выгородит в любом случае, а ее обвинителям придется несладко… Новикову важна его высокая зарплата, а с шефом он конфликтовать не желает, думает, что следователь Духанский его взгляды разделяет, вот и уверен наперед, что похитителей и убийцу никогда не найдут. Впрочем, эти подозрения могут быть следствием предвзятого отношения Новикова к девушке. Мало ли в жизни бывает совпадений… Может, эти пятьдесят тысяч долларов и сто тысяч евро кошачья фанатка действительно выпросила у родной матери, а Никиту мог убить кто угодно,
Глава 11
Утро сюрпризов на этом не закончилось. Раздумывая над уклончивыми словами начальника службы безопасности, Панов поднимался по парадной лестнице на второй этаж особняка и вдруг неожиданно нос к носу столкнулся со следователем по особо важным делам Курсаковым. В оперативно-следственной группе Курсакова Глебу приходилось работать неоднократно, отношения у них установились хорошие, и потому эта встреча удивила Панова приятно. Похоже, Курсакова тоже обуревали положительные эмоции, но он встрече не удивился, так как сам ее и искал.
— Духанского отстранили от следствия? — догадался Глеб о причинах появления тяжеловеса юриспруденции в особняке Никандрова.
Курсаков отчасти подтвердил догадку Глеба и объяснил, что создана целая оперативно-следственная группа, которую он возглавил. Два уголовных дела — о похищении Дэна и убийстве Никиты — теперь будут расследоваться в совокупности, так как одно несомненно связано с другим. Он уже представился Никандрову, имел с ним долгую доверительную беседу и, в частности, предложил потерпевшему для более эффективного расследования этих преступлений нанять в помощь полицейским оперативникам сыскарей из частного сыскного агентства:
— Никандров о тебе очень хорошо отзывался: ты уже успел оказать ему большую услугу — спас дочь. Молодец! Я тебя всегда высоко ценил и желал только хорошего, — Курсаков чуть ли не любовно потрепал Глеба рукой по плечу. — Кстати, я посоветовал Медведеву отозвать тебя из отпуска и официально включить в состав моей оперативно-следственной группы, фактически же ты продолжаешь работать на Никандрова. Я уже и с твоим нанимателем договорился, чтобы он передал тебя в мое распоряжение. Так что ты и от Никандрова получишь гонорар, и отпускные деньги сэкономишь, и останется время еще где-то подработать… Я Медведеву так и сказал: «Полковник, будь человеком, забудь ты про эту свою формалистику! Мужику деньги нужны позарез: надоело, небось, в общежитии ютиться! Дай ему подзаработать, никому от этого хуже не будет!» — Курсаков многозначительно подмигнул Глебу: — Всем станет только лучше! Ты сейчас пойди к Никандрову и порекомендуй ему нанять сыскарей из фирмы твоего друга Горюнова. Ребята у него работают опытные, многих ты знаешь лично. Так что, рекомендуя его фирму шефу, ты душой не покривишь: Пригорюныч со своими молодцами действительно окажут нам большую помощь в розыске преступников…
Глеб поморщился: за благотворительными словесами Курсакова явственно просвечивал его собственный меркантильный интерес. В отделе ни для кого не было тайной, что разыскники нередко в свободное, а то и в рабочее время сотрудничают с фирмой Горюнова «Следопыт», а тот всегда щедро оплачивает и неформальную, и легальную помощь своих бывших коллег. Вот и Курсаков надеется, что за помощь в получении выгодного контракта Горюнов отстегнет ему солидный процент от денежек, слупленных с Никандрова. Н-да, в отношении меркантильности что Курсаков, что Горюнов — два сапога пара: свою выгоду блюдут свято, а если есть возможность пристроиться к чужому пирогу, они ее не упустят.
А Курсаков, будто не замечая
— Мы с Горюновым как-то пересеклись, славно посидели в ресторане. О тебе вспоминали… Пригорюныч все жаловался: забыл, мол, Пан старого друга… А сколько всего вместе пережито! Просил передать тебе большой привет, а если, говорит, Глеб надумает уйти из органов, милости просим в нашу фирму «Следопыт», двери для друга всегда открыты, и доход будет иметь куда больше, чем его копейки в государственной конторе. «Не знаю, — плакался, — за что он на меня в обиде, я к нему всегда всей душой. Но если Пан считает, что я в чем-то перед ним виноват, то прошу прощения, а кто старое помянет — тому глаз вон…» И я так же думаю: не следует таить зла на друга. Если какая кошка меж вас пробежала, то плюнуть ей вслед и забыть, — Курсаков испытующим оком просветил прокисшую физиономию Панова и решил усилить сторону практического интереса, а затем подвести под него современную научно-теоретическую базу. — Кроме того, что нам с ребятами из «Следопыта» по старому знакомству контактировать будет легче, не следует забывать о коллегах, с которыми вместе работаешь, да и о собственном благосостоянии не вредно подумать. Как и для тебя, для меня финансовая проблема тоже стоит остро. Ты фактически бездомный, а у меня дочка в этом году заканчивает школу. Училась средне, на бюджетное место в институте рассчитывать не приходится, а во что обходится платное обучение, сам знаешь… Что делать, жить в рыночном обществе и быть свободным от его основного закона: «Все продается и все покупается» ни у кого не получится!
Последнюю сентенцию Курсаков произнес особо назидательно и с намеком на консервативность и даже попросту отсталый менталитет собеседника. Панов до сих пор пытался плыть против течения времени, и стремительные воды новорусской действительности частенько сносили его со стрежня за остров, где он больно бился задним местом о служебные коряги, а передним — о бытовые. Одна его неудачная женитьба чего стоит! А история, послужившая причиной его ссоры с лучшим другом капитаном Горюновым, о которой, не зная подлинной подоплеки их конфликта, помянул Курсаков, не только контузила моральные устои Панова, но и окончательно пустила под откос и так уже дребезжащий локомотив его семейной жизни…
С капитаном Горюновым, прозванным Пригорюнычем, Глеб сдружился давно, им действительно многое пришлось пережить вместе: и под бандитскими пулями приходилось стоять плечом к плечу, и не раз выручали друг друга из различных передряг. Глеб всегда знал: Пригорюныч не струсит в опасную минуту, не спрячется за чужую спину, не предаст товарища и не бросит его в беде. А Пригорюнычем капитана Павла Горюнова прозвали не со зла, а потому, что он часто употреблял в разговоре выражения: «при этом», «при том», «при всем», подпирал щеку рукой, пригорюнивался и ноющим тоном обсуждал в узком, а иногда, забыв о мудрой народной примете «молчание — золото», и в широком кругу сослуживцев либеральные новации высокого начальства.
— При том, что нас и раньше заставляли вычерпывать воду решетом, теперь и вовсе вооружили ведерками без дна. Черпайте, бойцы правопорядка, криминальную жижу смелее, не жалейте при этом своей крови и самой жизни в борьбе с преступностью! И никого из конструкторов ни решета, ни дырявого ведерка при всем том и этом никогда не посадят в сумасшедший дом!
Вот так, например, Пригорюныч прокомментировал принятие нового Уголовного кодекса.
— Все, о чем ты говоришь, к сожалению, имеет место быть, но мы должны и обязаны сохранять уважение к законодательной ветви власти, — осторожно поправлял друга Панов.
— Рискуя здоровьем и жизнью, мы задерживаем преступников, а преступности меньше не становится. «Обезвреженные» снова и снова выходят на свободу, поселяются в столице и крупных городах, где за ними никакой профилактический надзор невозможен, приобретают элитное жилье, дорогие иномарки, пьянствуют в шикарных ресторанах, всячески роскошествуют и собственным положительным и завидным примером вовлекают в криминал молодое пополнение при этом! — продолжал бушевать Пригорюныч, не обращая внимания на предупредительное покашливание Панова.