Колдунья-индиго
Шрифт:
— Хоть я и не совсем прынц и конь у меня не белый, — гордо подбоченился Удал, — но как сяду я на своего добра коня, как подъеду к терему высокому, как посватаю лебедь белую да как чума страшную… И ничуть не испугаюся, потому что и не на такие еще рожи басурманские в битвах-сражениях нагляделся!
— Нет, невеста твоя, княжна Долгоногая, вовсе не страшна, как чума бубонная, а совсем напротив — хороша, как лебедь белая, только жениться на ней опасней, чем подцепить болезнь эту смертельную! — успокоил Удала и одновременно честно его предостерег князь Зубатов-Щербатов. — Князья Долгоногие в опалу попали, и из всего их рода-племени уцелела одна княжна Елена, и то
— Не испугаюсь! — гордо подтвердил Удал. — И по этому поводу не мешало бы…
— Молодец! — одобрил его князь. — И за приданым гнаться не станешь?
— И за приданым не погонюсь!
— И правильно сделаешь, потому что все равно и гнаться-то не за чем. Наш добрый государь все добро князей Долгоногих отписал на себя. Княжна Елена — «гола как сокол» не скажешь, лучше звучит «гола, как соколица». Но раз уж ты все-таки отважился на ней жениться, мы все совершим, как положено, по старинным народным обычаям: сначала смотрины, потом сватов засылаем, невесту выкупаем, а там честным пирком да за свадебку!
— И каждый раз можно отмечать! И поводы какие уважительные! — с энтузиазмом поддержал княжеский план Удал.
— А вот с отмечанием придется временно завязать! — строго осадил его князь. Объявляется сухой закон до после женитьбы! Иначе белая лебедушка родит тебе в наследники и продолжатели рода не добра молодца, а кикимору болотную! Или не знаешь, каково потомство от молодых папочек, злоупотреблявших заздравными тостами на собственных свадьбах? В лучшем случае состояние здоровья их деток вызывает потом много вопросов у всех медицинских специалистов: от педиатров до психиатров.
Сказано — сделано! И насмотрелись, и посватались, и честным пирком да за свадебку принялись! Невеста была вот как довольна! Жених, конечно, не прынц на белом коне, но зато герой на коне добром. И главное, трезв, как протертое стеклышко. Грех жаловаться! К тому же других кандидатур поблизости все равно не просматривалось.
После безалкогольной свадьбы молодых проводили в опочивальню… А наутро, чуть рассвет забрезжил, Удал предстал перед посаженным отцом князем Зубатовым-Щербатовым:
— Ну теперь-то могу я наконец отметить все знаменательные вехи в моей жизни?
Князь внимательно оглядел добра молодца: хорош собой, косая сажень в плечах, ланиты — кровь с молоком, одно слово — орел! Рождение здоровенького наследника, продолжателя славного рода Пановых, наверняка уже обеспечено! К тому же князь почувствовал, что теперь запрещай, не запрещай — ничего не поможет. Только авторитет свой подорвешь. И если отмечания нельзя предотвратить и восстание бурлящих внутри Удала чувств не получается обезглавить, то следует хотя бы сделать вид, что ты их возглавил. И князь, тяжело вздохнув, согласился:
— Отмечай!
Больше молодая жена молодого мужа не видела…
Очнулся Удал на чем-то тряском, у левого уха его что-то звонко звякало: «Дзи-инь!» А у правого глухо бухало: «Бо-ом!» Это голова его удалая стукалась то о шелом железный, то о приклад пищали деревянный.
— Где я? — слабым голосом вопросил герой славный и супруг молодой.
— Вестимо где, барин, — ответил с облучка бородатый возница, — в телеге!
С трудом переварив это сообщение, Удал задал новый вопрос:
— А откуда и куда мы едем?
— Откуда ты
— Зубатов-Щербатов? — удивленно переспросил Удал. — Не знаю такого. Никогда с ним не встречался.
— И велели мне везти добро все и рухлядь всякую к Ливонской границе, в действующую армию, и сдать главнокомандующему князю Курбскому по описи, — продолжал возница. — Вот она, опись, — он достал бумажку и стал читать с выражением: «Конь добрый с седлом и сбруей — одна штука». Здесь конь, привязан к телеге, сзади трусит. «Меч булатный — одна штука». Под тобой он, барин, спинкой ты на нем лежишь. «Шелом железный — одна штука». Это ты, барин, об него головой стукаешься. «Пищаль огнестрельная — одна штука». Вон она, здоровенная, об нее ты тоже головой стучишь. «Обмундирование рыцарское — один комплект». Туточки лежит, ножками ты в него упираешься. «Тело бесчувственное — 1 штука». Про тебя писано, барин, но ты вроде как очнулся, а мы до Ливонской границы еще немного не доехали. Теперь прямо не знаю, как буду отчитываться перед князем Курбским. Вдруг он скажет: «В описи указано “тело бесчувственное”, а ты мне что привез?!
— Не волнуйся, князь Курбский примет меня в любом виде и состоянии, — успокоил возницу Удал. — А что это, вроде как музыка какая-то звучит?
— Это у тебя, барин, ушки до сих пор еще заложены. Не звучит музыка, а ревет и гремит, как реклама на телевидении. Свадьбу в здешнем селении, вишь, празднуют, и широкой этой свадьбе и в доме, и во дворе, и на улице места оказалось мало, уже и на столбовой дороге безобразничают! От воплей драчливых гостей, визга невесты с подружками и воя клаксонов карет всем нормальным поселянам уже на земле места не осталось, у них глаза на лоб повылазили, а сами они готовы хоть на небо залезть, чтобы только от этого бедлама спрятаться! А вон и жених поднимает заздравную чашу зелена вина!
Удал при этих словах возницы встрепенулся, попытался подняться, но не смог, рухнул обратно на дно телеги, стукнулся головой сначала о шелом железный, потом добавил — о пищаль огнестрельную и тоскливо пожаловался:
— И лежу я, совершенно неженатый, и завидую, что я не жених. Справедливо поется в русской народной песне цыганского исполнения: «Лучше десять раз по разу, чем, объединив все десять порций, вылакать их за один раз!»
Князь Зубатов-Щербатов, не позволяя Удалу отмечать отдельно смотрины, отдельно сватовство и так далее, хотел сделать как лучше, в первую очередь, разумеется, для себя, а получилась, как всегда получается в таких случаях: большая бяка для всех прочих… От перезагрузки у бедняги Удала начисто отшибло память, он забыл и про свой отпуск, и про женитьбу, и про отца посаженного — князя Зубатова-Щербатова и искренне считал себя засидевшимся холостяком.
Вскоре телега подъехала к штабу главнокомандующего русскими войсками, князь Курбский принял все имущество по описи, возницу не обидел: дал ему пятак за труды и даже добавил три копейки премиальных. Только князь отошел, набежали боевые други, стали расспрашивать Удала, как отпуск прошел. Удал на все эти расспросы удивленно отвечал:
— А разве я был в отпуске? Ничегошеньки не помню!
— Хорошо отдохнул, — обзавидовались боевые други. — Повезло человеку! Нам бы так погулять…
И с этих пор вся военная молодежь стала еще добросовестнее относиться к своим служебным обязанностям, надеясь тоже заслужить краткосрочный отпуск с выездом на малую родину и там оторваться по полной, не хуже Удалова!