Колье Шарлотты
Шрифт:
– Конечно.
Испросив у меня жестом разрешения закурить, Тюля с удобством устроился на табурете, не спеша затянулся и спросил:
– А что, приехать из Москвы в Таллин уже криминал?
– Нет, Виктор, не криминал.
Я следил за Тюлей. Я понимал, что он сейчас прав. За ним ведь пока ничего нет, после отсидки он чист. И он ведет себя с учетом этого – до последнего слова. Ладно. В любом случае я обязан прежде всего спросить его о Горбачеве.
– Скажите, Виктор, вы знали такого – Горбачева?
– Горбачева?
Или
– Да. Горбачева Виктора.
– Горбачева. – Кажется, Тюля сейчас искренне пытался вспомнить, кто такой Горбачев. – Он что, местный?
– Местный. Он довольно часто заходил в этот бар.
– Горбачев. – Тюля помедлил. – Нет, такого не знаю.
– Хорошо. – Кажется, он в самом деле не врет. Я незаметно достал фотографию Горбачева и придвинул по стойке к Тюле. – Посмотрите. Не спеша, хорошо посмотрите. Вам это лицо знакомо?
Тюля рассматривал фотографию довольно долго. Наконец сказал:
– Может быть, видел. Даже почти наверняка видел. И кажется, именно здесь, в этом баре. Этот парень приходил сюда. Ну, дней пять назад, кажется. Но кто он такой, не знаю. За ним я не следил. У него своя компания.
По-моему, сколько бы я ни пытался приписать Тюле знакомство с Горбачевым, он в самом деле не знает явщика. Я спрятал фото.
– Это все? – сказал Тюля.
– Нет. Если можно, еще пару вопросов.
Он вежливо качнул головой.
– Я интересуюсь крупными вещами. Конкретно – плавающими. Что и где плавает. Крупное и серьезное.
– Что значит – крупное и серьезное?
– Ну, скажем, не меньше чем тысяч на пятьдесят. Тюля усмехнулся. Покачал головой:
– Шутите. То, что было раньше, я уже забыл. Если что и плавало на такие суммы, то давно уже уплыло А сейчас… Сейчас, как сами знаете, не занимаюсь.
Тюлю не устраивает игра в откровенность. Что ж, остается одно – нажать на него. И нажать покруче.
– Вы что, серьезно хотите сказать, что ничего не знаете?
Тюля покосился. Вздохнул.
– Хорошо. У моего знакомого в Москве есть три дощечки, шестнадцатый век. Каждая на десять – двенадцать тысяч, не более. Естественно, разрешение от Третьяковки. Могу дать телефон.
Кажется, я действительно произвел на него впечатление полного профана – если он так элементарно пытается сейчас меня обойти. Разрешение от Третьяковки.
– Вы знаете, Виктор, интересно. И все-таки мелковато.
Тюля сразу по моему тону понял свою ошибку. Аккуратно стряхнул пепел. Да, держится он образцово.
– Вы просите сведений о вещах на какие-то чудовищные суммы.
– А что, таких не бывает?
– Бывают. Но мне они пока неизвестны.
– Ну а если все-таки вспомнить? Скажем, в кругу Мони?
Тюля молчит.
– Если вы имеете в виду панагию Грозного – это обычный фуфель.
Вот это уже разговор.
– А что не фуфель?
Тюля думает. Или делает вид, что думает.
– Хорошо. Вы что-нибудь слышали о короне Фаберже? И орденах?
Неужели зацепил? А почему бы ему и не помочь нам, в конце концов? Да, он делец. Но ведь и делец должен когда-то пойти на уступки.
– Краем уха, – говорю я. Так и надо сейчас отвечать – нейтрально. – И что-то несерьезное.
Корона Фаберже – информация Эдика. Тюля о наличии у меня этой информации не знает. Значит, все-таки выплывает корона? Но вместе с ней какие-то «ордена», о которых Эдик не говорил.
– Ордена? – Я нарочно помедлил. Я заметил: товарищи Тюли в углу довольно внимательно следят за тем, как он разговаривает со мной. Очень хорошо, пусть следят. – А… что это?
– Награды какого-то нашего крупного полководца. Не то Кутузова, не то Суворова. Уплыли из какой-то церкви.
– А где они могут ходить?
Тюля усмехнулся. Да, вопрос был задан мной уж слишком «в лоб».
– Слышал, что где-то в Псковской или Новгородской области. Всего их, кажется, штук пятьдесят. С камнями. Больше ничего не знаю.
Кажется, из дальнейшего разговора с Тюлей ждать нечего. Но хватит и этого. Теперь можно спросить то, что сейчас меня волнует меньше, но все-таки спросить об этом будет, как выражается Валентиныч, грамотно.
– Виктор, последний вопрос. Вы не знаете такого Зенова? Зенова Григория Алексеевича? Местный житель?
– Зенова… – Тюля помедлил только секунду. Но этой секунды было достаточно, чтобы понять: правды, по крайней мере полной правды, сейчас он мне не скажет. – Где-то похожее слышал. Но где, не помню. Честное слово, не помню.
Помнишь, Тюля. Готов биться об заклад, что отлично помнишь. Только почему-то не хочешь сейчас об этом говорить. Хорошо. Это дает мне теперь некое преимущество. Тюля осторожно кладет в пепельницу погасшую сигарету. Смотрит на меня. Я изображаю дружескую улыбку:
– Было очень приятно познакомиться.
– И мне приятно. – Кивнув, Тюля встает. Я вижу, как он медленно пробирается к своему столику. Сел.
Кажется, Ант давно стоит сзади, я это чувствую спиной.
– Что-нибудь еще? – наклонился Рейн.
– Нет, нет, спасибо.
Мы с Антом расплачиваемся и спускаемся вниз. Здесь, у входа в гостиницу, сейчас, в середине вечера, сравнительно пусто и тихо. Дремлет швейцар, на часах над ним восемь. Значит, мы вполне еще можем успеть к Зенову. По взгляду Анта я понимаю, что и он сейчас думает о том же и еще о том, стоит ли вообще «гореть на работе» и допускать переработку.