Колесница Джагарнаута
Шрифт:
Весь расплывшись в улыбке, господин помещик семенил по пыли к ним.
Но на кого он был похож! Что за маскарад!
Холщовая домотканая рубаха, длинные рукава, завязанные шнурками синего, грубейшего холста "гавы", едва доходящей до колен, перевязанной холщовым же жгутом. На ногах - такие же груботканые шаровары с завязками на щиколотках, а на плечах шоули - плащ грубой шерсти, удобный в дороге от дождя и пыли. Грубая пастушья обувь - чарой, на голове коллах-и-намади войлочная шапка бедняков. Лишь яркого узора носки и шарф нарушали ансамбль бедняцкой простонародной одежды.
Недоумение разъяснилось, едва Али Алескер открыл
– Аллах акбар!
– воскликнул он, широко раздвинув руки, показывая, что он приехал с самыми мирными намерениями и что у него нет оружия.
– Я к вам всей душой, господа! О Хусейн святой, говорю вам я, что я к вам с открытой душой, с открытым сердцем. Господин генерал, я сдаюсь. Смотрите советским властям сдается на милость и без всяких условий сам Давлят-ас-Солтане Бехарзц, владетель Баге Багу, негоциант, владелец торгового дома "Али Алескер и К°". Вот я сам, не казните, милуйте!
– Боже, посмотрите на него, - пробормотала леди Гвендолен.
– На кого он похож!
– Она нервно приложила кружевной платочек к губам и сказала: Слизняк!
Не только в маскарадном одеянии под бедняка крестьянина, но и во всем облике помещика чувствовалась разительная перемена. Ничего не осталось от спеси и наглости, столь свойственной ему. Живот под холщовым одеянием еще больше обвис - про таких в Бухаре говорят: пень с привязанным хумом, волосы на бородке спутались в крученую паклю, щеки посинели от небритой щетины, поля коллах-и-намади бахромкой нависли на самые брови-кусты, выпуклые, покрытые красными прожилками глаза слезились, крупные слезы ползли по скулам, размазывая пыль, из носу тоже что-то капало прямо в приоткрытый пустой рот - зубов в них не оказалось, губы из гранатово-пунцовых стали тощими и блекло-синими... Он шевелил ими совсем беспомощно. И вообще всем своим видом Али Алескер показывал: мы слабенькие, бессильненькие, беспомощные и... совсем не опасные.
– Умоляю, товарищ генерал! Прикажите вашему шоферу убрать автомат. Я очень не люблю автоматы. Они стреляют совсем не туда, куда нужно... О, и господин Сахиб Джелял, не позволяйте вашим белуджам приближаться. Я не люблю белуджей. Мне тошно от белуджей. Прошу вас!
Белуджи действительно уже подскакали к бензоколонке. Они щерили зубы и бряцали затворами винтовок, поглядывая на своего хозяина.
– Умоляю!
– скороговоркой выкрикивал Али Алескер, ладонью утирая с лица пот.
– Выслушайте меня. Вы уехали поспешно. Вы не поняли меня - я друг Советов, я друг союзников. Даю клятву! Это я... Это по моему приказанию с фашистами так поступили... И генерал-оберштурм... как... штандартенфюрер, и бегство гитлеровских инспекторов, и убитые фашисты... Я отвел их руку от вашей головы, товарищ генерал, я поставил охрану у вашего порога. Я приказал Аббасу... Выслушайте меня. Я прикидывался другом фашистов... чтобы... Но вы уехали из Баге Багу, не позавтракав. Клянусь, вы проголодались. Разрешите пригласить вас на чашечку черного кофе... Умоляю. Там и поговорим... Ну, и корочка хлеба найдется...
Его слушали, ему давали говорить. Его не хватали, не арестовывали, ему больше не угрожали дула автоматов. Белуджи спешились и не выражали намерения приблизиться.
Али Алескер почувствовал себя увереннее. Он еще беспомощно шлепал губами, его речь была похожа на скулежку щенка, глаза бегали и ловили взгляды Сахиба Джеляла и Мансурова, но Али Алескер понял, что он выиграл... Хитрец! Он видел, что Мансурова передергивает от фамильярного "товарищ".
– Давайте посидим за расстеленной суфрой и вкусим от даров Хорасана. Клянусь, я проголодался и желудок присох к моим позвонкам. Ваша супруга, господин Сахиб, хотела отведать блюда нашей хорасанской кухни. И вы, товарищ генерал, рады будете заморить червячка, как говорят русские. И вы убедитесь, что Али Алескер совсем не тот, каким представило меня ваше воображение. О, вы русские, великолепных способностей люди, но вы, не обижайтесь, принадлежите к племени европейцев, увы, не способных понять душу Востока! И я вас прошу, умоляю за приятным угощением выслушать меня и разобраться, где истина и где ложь. А истина, клянусь, в том, что я, Али Алескер, ваш друг, товарищ генерал, горячий друг. Итак, прошу... Я вас приглашаю...
Ему доставляло истинное наслаждение наблюдать вполглаза, как Алексей Иванович вздрагивает и морщится от слова "товарищ".
– И дервиша?
– спросил Мансуров.
– Что вы говорите?
– И дервиша, паломника камней?
– резко спросил Сахиб Джелял.
– Кто подослал паломника камней с... ручным пулеметом?
– Мы... Я...
– бормотал Али Алескер. Он чувствовал, что его снова загнали в угол. Но он не сдавался.
– Поверьте, я не мог его подослать. Тьфу-тьфу! Как он мог пробежать восемьдесят верст от Баге Багу, когда... Такое ужасное подозрение, несправедливое подозрение...
Он и взаправду проливал слезы. Совсем казался несчастным перед лицом столь несправедливых обвинений.
– А вон там за домишками... чьи лошади?..
– сказал Мансуров. Он не верил ни одному слову Али Алескера. А тот извивался, чуть ли не становился на колени. И все умолял пойти завтракать. И все восторгался какими-то необыкновенными кушаниями, которые ждут ценителей кулинарии. Он явно трепетал от страха, но своим поведением, своим хлебосольством, искренним, страстным, обезоруживал, растапливал вражду и гнев и доказывал, что ему обидна угроза на лицах Сахиба Джеляла и Мансурова.
– Умоляю! Поедем кушать! Все остынет, простынет, перепреет. Поедем, клянусь, вы не пожалеете, если вы вкусите небесных кушаний нашего Хорасана.
И вдруг Мансуров решился. Только что Али Алескер упрекал его в том, что он не понимает души Востока. Алексей Иванович прожил очень много на Востоке и был до мозга костей восточным человеком. Он знал восточную дипломатию и отозвался на вызов восточного дипломата Али Алескера. Вместо того чтобы отправить его в тот глиняный домик, где ждал решения своей участи каменный паломник, аллемани в дервишском обличье, Мансуров принял приглашение Али Алескера.
Но вкусить даров Хорасана оказалось не так-то просто. Пришлось снова сесть в автомобили и ехать более часа по дорогам, петляющим меж лысых гор.
Но, когда колонна автомашин наконец остановилась, все пришли в восторг. Перед ними среди зелени деревьев высилось беломраморное здание вычурной арабской архитектуры.
– Дворец принца Каджарского!
– воскликнул, расплываясь в улыбке восторга, Али Алескер.
– Их высочество отсутствуют. Хозяин - мы! Прошу!
Он устремился по широким ступеням, громко отдавая приказы и распоряжения многочисленной челяди, склонившейся в поясных поклонах перед этим суетливым, простонародно одетым толстячком, будто он и был самим принцем.