Колесница Джагарнаута
Шрифт:
– Нет, ты, арчин, не человек!
– накинулся страстно и свирепо Аббас Кули на толстоликого.
– Ступи ногой мне на голову, но так не пойдет!
– Э, я вижу, от пронзительного взгляда красавицы у некоторых сердце растворяется в воде, точно кусок соли!
– Собирай людей!
– закричал Аббас Кули.
– Давай своих молодых всадников.
Тогда арчин повернул к начальнику экспедиции свое толстощекое лицо и жалобно сказал:
– Мой дом, товарищ, осветился вашим приездом. Мы сделали и сделаем все, чтобы помочь в вашем благородном и полезном деле - розыске воды, но... Где мы будем искать пропавших рабынь, не знаю.
Он присел на краю пыльной дороги и задул огонек лампы, желая показать, что поиски пора прекращать.
Но
– Клянусь, плохо тебе придется, арчин! Эти мои слова истинны, как солнце.
Пришлось вмешаться начальнику экспедиции, чтобы предотвратить ссору. Он понимал, что арчин не обязан продолжать поиски. Но решил уговорить его. И уговорил. В одном толстощекий остался при своем мнении. Он считал, что освобожденные персиянки по сравнению с захваченной контрабандой никакой ценности не представляют. Одна с ними возня. Ищи, а если найдешь - вези на станцию Бами, сдавай местным властям, пиши объяснения, теряй время, отрывай людей от полезных работ. Он серьезно заподозрил, что какая-то из пленниц Аббасу Кули приглянулась своей красотой.
"Везде, где кокетливые красавицы, там бедствия, смятения, несчастия".
И все же он дал и лошадей, и выделил несколько вооруженных парней для поисков. Больше того, он поехал сам.
"Эх, арчин, арчин, - ворчал он, - зубы-жемчужины твои поредели, время избороздило твой лоб морщинами, словно воду в хаузе рябью, а ты мечешься по свету в поисках каких-то там..."
Отчаянно он не хотел ехать, но именно он сразу же напал на след. Выезжая из аула и труся по пыльной дороге, он сказал:
– Поедем к кяризу. Тут кругом степь ровная, ровнее чем ладонь. Спрятаться и мышь не сумеет. Значит, они, ваши красотки, забрались в кяриз и трясутся от страха в каком-либо колодце...
– Трясутся от страха некоторые, - зло сказал Аббас Кули, - не надо бояться, когда пошел охотиться на тигра.
Но арчин надменно пропустил реплику мимо ушей и, повернувшись к начальнику экспедиции, равнодушно заметил:
– Небо вывернулось наизнанку. Почему медлят зеленые фуражки? Еще вчера я послал в горы на границу человека.
Смысл слов толстоликого не сразу дошел до сознания. Лишь позже начальник понял, в чем дело.
Сейчас он заинтересовался местностью. Даже все ночные, несколько мелодраматические события не заставили его забыть о деле. Он все время привставал на стременах, разглядывая ровную, как гладильная доска, степь. Ее резко на юге ограничивала плоская возвышенность, переходившая скачком в скалистую стену главного хребта. Утро еще только занималось, и лессовая дымка еще не поднялась под лучами восходящего солнца. Поэтому каждый предмет, каждое живое существо отлично просматривались на многие версты во все стороны. Бросалась в глаза цепочка холмиков, тянувшаяся от садов и удивительно зеленых полей аула Мурче к возвышенности, прослеживавшаяся почти до гор. Начальник отлично представил себе устройство кяриза, его водовыводную галерею, колодцы, вырытые на правильном расстоянии друг от друга и служившие для выброски грунта во время постройки и последующих ремонтов. Такие кяризы представляют собой творение человеческого гения, нашедшего уже тысячи лет назад способ выводить воду из недр гор в безводные степи.
Начальник при виде приближавшегося гигантского сооружения обрадовался. Описание кяриза надо было все равно занести в экономическую карту района во всех подробностях. Кяриз давал, по местным понятиям, "большую воду" и позволял орошать довольно значительную площадь. "Значительная", конечно, понятие относительное. Но рядом имелись небольшие, даже крошечные кяризы и оазисы, вернее, оазиски, где "бир су" "одна вода", то есть норма воды, например, составляла для одного дехканского хозяйства количество пропускаемой по арыку на поле воды, пока горит огонек фитиля длиной в локоть. Что можно полить за те пятнадцать
"Ну-ну, - отгонял от себя видение начальник.
– Еще чего не хватало!" Он пытался трезво разобраться в своих ощущениях, так как считал себя полностью застрахованным от всяких там эмоций. Но... те глаза, тот обжигающий взгляд... И опять вспомнились строки:
Но очей молчаливым пожаром
Ты недаром меня обдала.
Боевой красный комбриг, сухой ученый-экономист, начальник экспедиции, Великий анжинир не знал за собой склонности к поэзии. Читал стихи Блока давным-давно. И вдруг такие строки...
Он постарался отвлечься, припомнить слова толстоликого арчина. Что он тогда проворчал? Кажется, он сказал что-то про... Ах, да, он остроумно проехался насчет Аббаса Кули: "У некоторых от взгляда женщины желчный пузырь лопается". Грубо, но здорово. Неужели пылкий, бешеный Аббас Кули снесет спокойно такое оскорбление?
– Товарищ начальник! А, товарищ начальник! Посмотрите.
Голос толстоликого вывел начальника экспедиции из задумчивости.
Спешившись, толстоликий приглашал заглянуть в темный зев колодца, вырытого некогда мастерами-кяризчи. Оказывается, пока начальник предавался статистико-романтическим размышлениям, все поднялись по склону отвала выброшенной из галереи кяриза красной глины и теперь стояли у самого отверстия.
– Они тут!
– сказал, пришлепнув от удовольствия губами, толстоликий.
– Наверно, живые. Смотрят оттуда. Молчат. Боятся.
Он подержал за узду коня, пока начальник слезал на землю.
– Не знаю. Руки-ноги не поломали бы. Как слезли? Высоко. Локтей двадцать.
Только что начальник вспоминал глаза. Теперь снизу эти глаза глядели на него... глаза, от которых рвется... нет, какая чепуха... сжимается сердце.
– Скорее! Давайте арканы!
– закричал он, полный жалости. Несчастные, там внизу забились от страха в нору. Помогите мне.
– Но там могут быть калтаманы!
– протянул толстоликий.
– Девчонки разве могли сами спуститься. Тут и дарбоз - канатоходец сорвался бы! Я видел в цирке, в Ашхабаде. Но там ловкачи, а тут слабые, нежные... Их туда сбросили, опустили на веревках... Спрятали. Калтаманами здесь заправлял сам Сеид Оразгельды, страшный Ораз. Он не захотел расстаться с добычей, спрятал в колодце. Они не сами сломали стенку в кладовке. Страшный Ораз сломал. Не иначе. Осторожней будьте.
И пока доставали аркан, обвязывали под мышками Аббаса Кули, неистово рвавшегося в колодец и упрямо повторявшего: "Спасти! Спасти!" толстоликий с явным недоверием и подозрительностью то засовывал голову в колодец, то вскакивал и озирался, стараясь разглядеть что-то в степи, все более заволакивавшейся плотной желтой мглой. Особенно привлекали внимание арчина точки, двигавшиеся у самого подножия хребта, едва различимого в поднявшихся горячих испарениях.