Колесница Гелиоса
Шрифт:
Римлянка метнула на него разгневанный взгляд.
— Да нет, нет — может, он и жив!.. — пробормотал, сникая, сколот. — Но ведь я тоже живой… и я не могу без тебя! Зачем мне такая свобода, чтобы я ехал на родину один? Ну скажи — зачем?
Вместо ответа Домиция глубоко вздохнула.
— Не
— Не могу! — улыбнулся в ответ Аристарх.
— Ну тогда такое… чтобы я разлюбил ее.
— Да нет на свете таких снадобий! — объяснил лекарь. — Я перечитал множество папирусов и ни в одном из них не видел ничего подобного.
— Значит, все эти папирусы писали люди без сердца! — воскликнул Лад. — Домиция вон уже и разговаривать не хочет со мной.
— Не сердись на нее! — улыбнулся Аристарх. — Она не может этого сделать… Она, как бы тебе это сказать, — онемела. На время!
— У нее после всего этого… отнялся язык?! — в ужасе спросил сколот.
— Да, что-то вроде этого, — понимая, что здесь не место для подробных объяснений, кивнул Аристарх.
— Домиция! — порывисто повернулся к римлянке Лад. — Я все знаю… Но я буду любить тебя и такой!
Девушка удивленно взглянула на него, наклонилась было к Ладу, но, увидев предостерегающий жест Аристарха, выпрямилась и сделала вид, что все ее внимание поглощено речью Аристоника, каждое слово которого рабы встречали восторженными криками.
— Я говорю правду, Домиция! — твердо говорил Лад. — Твое молчание будет для меня дороже слов всех женщин на свете! Ты веришь мне?
— Да верю, верю! — не выдержав, шепнула ему на ухо римлянка,
Лад сначала ошеломленно, потом — с недоверием, наконец, разом все поняв, с буйной радостью посмотрел на Домицию и, послушно кивнув ей, стал внимательно прислушиваться к тому, что говорил Аристоник.
— Да, я бросил вызов римской комиссии, заявив сенату свое законное право на престол Пергама! — говорил тот. — Но, клянусь Гелиосом, что получив диадему Атталидов, я не стану Эвменом Третьим, а лишь первым гражданином государства Солнца, где все будут счастливы, равны и свободны!
— Так, значит, мы свободны? — закричали в толпе.
— Конечно!
— И можем называть друг друга гелиополитами?
— Да, да! — подтвердил Аристоник и, останавливая царившее внизу ликованье, высоко поднял руку. — Но если мы с оружием в руках не сумеем отстоять право на существование такого государства и не защитим Пергам от Рима, то каждому из нас уготована жалкая участь снова превратиться в рабов!
Лица только что обнимавших друг друга, плачущих от счастья людей стали серьезными. Восторженные возгласы стихли даже в самых отдаленных уголках площади; ремесленники, крестьяне и освобожденные рабы повернулись в ту сторону, куда указывал Аристоник, и стали смотреть на окрашенное в багровые краски закатного солнца море, словно по нему уже плыли тяжелые римские триремы.